Эон

На расстоянии двадцати пяти километров от оси вращение Камня создавало силу тяжести в шесть десятых земной. Гарри Лэньер ежедневно пользовался этим для гимнастических упражнений, которые были бы сложны или просто невозможны на Земле. Он раскачивался вперед и назад, с силой выдыхая воздух, и взлетал над брусьями и ямой с великолепным белым песком. Вертеться и переворачиваться было легко — нужен был только замах ногами.

Эта разминка освобождала его мозг от каких-либо мыслей — по крайней мере, на несколько минут — и вновь возвращала к тем дням, когда он был чемпионом колледжа по гимнастике.

Первая камера Камня в поперечном сечении напоминала короткий толстый цилиндр диаметром в пятьдесят километров и длиной в тридцать. Поскольку каждая из первых шести камер Камня была шире в диаметре, чем по длине, они напоминали глубокие долины. Их иногда так и называли.

Лэньер на секунду замер, вытянув пальцы ног, и посмотрел вверх на плазменную трубку. Кольца света проходили сквозь ионизированный газ, немногим более плотный, чем почти идеальный вакуум вокруг, и проносились по оси от одной стены камеры к другой с такой скоростью, что глаз воспринимал их движение как непрерывный прозрачный светящийся луч или трубку. Плазменная трубка — и ее продолжения в других камерах — освещала внутренности Камня и делала это в течение двенадцати столетий с небольшим.

Лэньер спрыгнул на песок и вытер руки о трусы. Он посвящал гимнастике около часа — не больше, — как только предоставлялась такая возможность, что случалось нечасто. Его мускулы ощущали недостаток силы тяжести, но, по крайней мере, он привык к разреженному воздуху.

Гарри провел рукой по коротко подстриженным темным волосам, слегка встряхивая ногами, чтобы остудить их.

Вскоре ему предстояло снова вернуться в небольшой кабинет административного корпуса, снова составлять списки материалов для разнообразных экспериментов, наблюдать за тем, как сменяются научные группы в пяти тесных лабораториях, распределять оборудование и время центрального процессора… Снова к блокам памяти и информации, поступающим из второй и третьей камер…

И снова — к постоянным перебранкам на темы секретности, к постоянным жалобам русской группы на ограниченный доступ к информации.

Лэньер закрыл глаза. Со всем этим он был в состоянии справиться. Хоффман как-то раз назвала его прирожденным администратором, и он в этом не сомневался — умение руководить людьми, в особенности умными, способными людьми, было у него в крови.

Но ему предстояло вернуться и к маленькой фигурке в верхнем ящике стола. Для него эта фигурка символизировала все, что было связано с Камнем.

Это было выполненное с большим искусством трехмерное изображение человека, заключенное в хрустальном кубе. У основания куба, высота которого не превышала двенадцати сантиметров, аккуратными округлыми буквами было выгравировано имя: КОНРАД КОРЖЕНОВСКИЙ.

Корженовский был главным инженером Камня — шестьсот лет назад.

Здесь начиналось то знание — Лэньер думал о нем как о Библиотечном Звере, угрожающем пожрать его, — которое каждый день отбирало частицу его сущности, приближая его, в некотором роде, к кризису личности. И ничего нельзя было поделать с тем, что знали только он и еще десять человек. Скоро должна прибыть одиннадцатая.

Лэньеру стало жаль ее.

Гимнастические снаряды находились в пятистах метрах от научного комплекса, на полпути между ним и барьером из колючей проволоки, обозначавшим границу, которую никто не мог пересечь без сопровождения и без зеленого значка.

Поверхность долины была покрыта мягкой, сыпучей почвой, не пыльной, хотя и сухой. Кое-где росли островки травы, но по большей части первая камера была бесплодной.

Сам научный комплекс — один из двух в первой камере — напоминал древнеримский военный лагерь с земляным валом и неглубоким сухим рвом, окружающим здания. На столбах, установленных по верху вала через каждые пять метров, имелись электронные датчики. Все эти предосторожности вели свое начало с тех времен, когда вполне разумно было предполагать, что в камерах все еще могут находиться обитатели Камня и что они могут представлять определенную опасность. В силу привычки — а также ввиду того, что подобная возможность никогда не могла полностью исключаться — предосторожности сохранялись.

Лэньер прошел по солидному деревянному мосту, перекинутому через ров, и поднялся по ступеням на земляной вал, помахав своей карточкой перед одним из датчиков.

Пройдя мужского и женского бунгало, он вошел в административный корпус, мимоходом постучав пальцем по столу Энн Блейкли и помахав ей. Энн была его секретаршей и помощником уже более года. Она повернулась на стуле, подхватив блокнот.

— Гарри…

Он покачал головой, не глядя на нее, и начал подниматься по лестнице.

— Еще пять минут.

На втором этаже Лэньер вставил карточку в щель на двери своего кабинета, прижал большой палец к небольшой пластинке и вошел. Дверь автоматически захлопнулась за ним. Он снял спортивные трусы и рубашку, переодевшись в голубой комбинезон научной команды.