Нечего и говорить, что горожане избегали друг друга, соседи не помогали друг другу, родственники редко, а иные и совсем не ходили друг к другу, если же виделись, то издали. Бедствие вселило в сердца мужчин и женщин столь великий страх, что брат покидал брата, дядя племянника, сестра брата, а бывали случаи, что и жена мужа, и, что может показаться совсем уже невероятным, родители избегали навещать детей своих и ходить за ними, как если б то не были родные их дети. Вследствие этого заболевавшие мужчины и женщины – а таких было неисчислимое множество – могли рассчитывать лишь на милосердие истинных друзей, каковых было наперечет, либо на корыстолюбие слуг, коих привлекало непомерно большое жалованье[7]
{22}.Не последней причиной ужаса, который чума вселяла в людей, было то, что эта болезнь сломала все привычные рамки, в которых средневековые общества привыкли взаимодействовать со смертью. Как объяснял историк Филипп Арьес, у всех народов Европы был целый комплекс верований, обрядов и ритуалов, служивший людям поддержкой перед лицом смерти. Эти установленные обычаем действия помогали утолить скорбь, примириться с утратой кого-то из членов семьи или сообщества, выразить соболезнования и почтить умершего. Совокупность всех этих практик составляла искусство умирать (
Самым известным писателем в жанре
Чума наводила особый ужас потому, что сталкивала общества с явлением, противоположным искусству умирать, и лишала людей возможности «приручить смерть». Она ставила верующих перед лицом внезапной смерти (
Поэтому страх внезапной кончины от чумы напоминал ужас, который описала Дрю Джилпин Фауст в книге «Республика страданий. Смерть и Гражданская война в Америке» (This Republic of Suffering: Death and the American Civil War, 2008). Фауст строит повествование вокруг страха умереть неожиданно, потому что именно он терзал солдат по обе стороны фронта. Они постоянно делились своими опасениями с родными и близкими в письмах домой. В этом отношение чума очень похожа на всеобщую войну, поскольку и та и другая создают безграничные возможности для внезапной смерти, которая приходит к нам «как тать»[8]
.