Эпидемия

Тут такая тонкость: городишко, в окрестностях которого располагалась наша группа дивизионов, был настолько незначителен, что в нем даже не было комендатуры. А коли так, то не могло быть и увольнительных. Поэтому любое проникновение военнослужащего за пределы части считалось самоволкой. Иными словами, высовывать нос за ворота Лёха тоже не имел права — пришли там к нему, не пришли…

— Слышь, — вкрадчиво напомнил я сержанту, — а завтра, между прочим, занятие…

Тот подумал — и пропустил. А то начну еще завтра выспрашивать про политическую ориентацию Гондураса…

Да, отношение к нам с Лёхой за последнее время поменялось сильно. Салабоны-то мы салабоны, но он — правая рука комбата, я — левая. Или наоборот.

Собственно, не в том суть. Проскочил я вертушку — и остолбенел. Передо мной на бетонке стояли два Лёхи: один — в «мабуте» (летняя полевая форма), другой — в штатском.

Клянусь, большего потрясения я в жизни своей не испытывал.

Витязь на распутье: направо пойдешь — в психушку попадешь, налево пойдешь — в леших поверишь, прямо пойдешь… Да! Прямо, и только прямо! Мне следовало тут же на месте судорожно придумать какое-никакое объяснение. Скажем, одного брата-близнеца медкомиссия признала годным к строевой, другого — нет.

— Ты что, сдвинулся? — придушенным шепотом спросил признанный годным.

— А чо? — испугался непризнанный.

— Суп харчо! Ты как здесь оказался вообще?

— Приехал…

— Как ты мог приехать без паспорта?

— Пошел в паспортный стол… Сказал: потерял… Новый выдали…

Ну а что? По тем временам — запросто. Базы данных появятся лишь через четверть века. А уж если паспортист знакомый…

Так что сердце у меня после этих его слов на миг приостановилось. Стало быть, все-таки либо направо, либо налево. Либо в психушку, либо…

— А дежурному чего соврал, что документов нет?.. А-а… — Лёха сообразил, покивал. — Имена одинаковые?

— Ну да…

— Короче! Чего надо?

Замялся штатский. Оглянулся на меня.

— При нем можно, — заверил Лёха. — Короче!

— Короче?.. — беспомощно переспросил Лёхин двойник. Потом вдруг решился и выпалил: — Давай снова местами поменяемся!

Обалдел рядовой. Я, кстати, тоже.

— Т-то есть… В смысле?

— Ну в смысле я — сюда, а ты — ко мне, в село…

— Погоди! А кем ты сейчас в селе работаешь?

— Да это… коровник строю…

— Думаешь, здесь легче?

Понурился двойник, не ответил. А Лёха уже напряженно что-то прикидывал.

— Все равно не понимаю, — сказал он наконец с досадой. — Мне-то зачем в село? Ну дослужишь ты за меня здесь… И кто тебя в селе хватится?

— Да тут такое дело… — страдальчески скривив физию, выдавил тот. — В общем… женился я там…

Рядовой Леший обмяк, потом взглянул на меня, как бы приглашая в свидетели.

— Ну не идиот?.. — безнадежно спросил он и, не дожидаясь ответа, снова повернулся к бывшему своему благодетелю. — Дай подумать.

— Долго?..

— До вечера. Виноградники видишь? За ними сливовый сад. Вот будь там ровно в семь часов… Я к тебе через дыру выйду. А сейчас — свободен!

…Мы долго смотрели ему вслед. А потом вдруг обратили внимание, что в десятке шагов от КПП сидит на бетонке комбатова Маринка и с любопытством нас разглядывает, вывернув морду набок. Черную, с белыми пятнами над глазами.

* * *

А я ведь так и не рискнул вытрясти из Лёхи всю правду. Пугала она меня. Спросил только:

— Он тебе кто?

Рядовой Леший сердито покосился на меня и не ответил.

Некоторое время шли молча.

— Нет, ну ни хрена себе… — с недоумением промолвил он наконец. — Это что ж за жена такая, от которой в армию сбежишь? В медовый месяц! Хоть бы второго года службы дождался, а то…

— Да может, жены и нет никакой, — сдавленно отозвался я.

— А что ж он тогда…

— Наврал!.. Может, он там что серьезное натворил… Осторожней, Лёх! Приедешь в село, а тебя под суд… Зря ты у него паспорт не проверил. Вдруг там и штампа нет… В тюрьме ты за него сидеть не подряжался! Еще неизвестно, сколько ему дадут…

И погрузились мы вновь в тревожные раздумья. Причем угроза утратить друга пугала меня гораздо больше, чем крушение материалистических воззрений.

Вскоре сверкнул впереди над кронами военнообязанных акаций дюраль нашей «консервной банки».

— Так что ты решил? — спросил я.

— Не знаю еще…

Тут возле штаба завыл ревун — и побежали мы на позиции. В норматив уложились (три минуты). А большего от нас и не требовалось: в ту неделю боевое дежурство нес первый огневой дивизион, а мы-то — второй.

Заняли свои места в кабине, ждем появления лейтенанта. Лейтенант так и не появился, а потом и готовность отменили.

— Ну хорошо! — сказал я. — Допустим, не соврал он. Поменялись вы местами. Он служит здесь, ты живешь с его мымрой… Погоди, не дергайся, дай договорить!.. Но потом-то — дембель! Так и так возвращаться…

— А оно ему надо?

— А тебе?

— Мне — нет! Кончится май — все равно в лес уйду.

— А в розыск подаст?

— Кто? Жена?

— Ну да…

— Пускай подает. Меня не найдут, а его… Ну, тут уж как повезет!.. Чего лыбишься-то?

А лыбился я вот чего: пришло вдруг в голову, что, раз поперли из комсомола, то имею полное право верить в леших, домовых и прочих кикимор. Хотя я ведь еще и политинформатор… Да, неловко…

* * *