Эпидемия

Перед глазами потемнело, замерцало, голову окутал еле слышный трескучий шорох. На секунду Антону показалось, что он теряет сознание. Но нет, причина была в другом — вокруг роились крылатые механические соглядатаи. Контора должна знать все.

Потом затрещали заросли — это подоспели тихушники. Глазам их предстало следующее зрелище: труп на тропинке (впоследствии некоторые клялись, будто отшибленный еще дергался), а над ним — Антон Треплев с расплющенными наушниками в руках.

Все было ясно без слов и в пояснениях не нуждалось. Делай как я! Не надо никаких надгробных речей. Убили товарища — пойди и отомсти.

Тоскливо оскалясь, Антон огляделся, однако бежать было некуда. Повсюду стволы, пеньки, заросли и его портреты на майках. По левую руку рощица, правда, распадалась, открывая путь в августовскую степь, но там, вдалеке, белела бетонная цифра девять.

Июль 2010 — октябрь 2017

Волгоград — Ростов — Волгоград

Приблудные

Моим консультантам — Моське и Запятой

Глава 1

— У Президента заболи, у спикера заболи, у киски заживи… — так горестно бормотал Сергей Арсентьевич Мурыгин, машинально оглаживая вспрыгнувшего ему на колени котенка-трехцветку. Откуда взялась эта животина в унылом коридоре районного суда, сказать трудно. Совершенно точно, что не местная, скорее всего, проскользнула с улицы в приоткрывшиеся двери — уж больно тоща.

— У Президента заболи, у спикера…

— Вы соображаете вообще, что говорите?!

Мурыгин поднял глаза. Перед ним стояла разгневанная дама с прозрачной папочкой в руках.

— Да за такие слова… я не знаю!

— За какие? — не понял Мурыгин. Бормотание его и впрямь не было осмысленным.

— За оскорбление Президента!

— Я про американского… — все так же горестно пояснил он.

Дама открыла рот и, задохнувшись, стремительно ушла прочь по унылому коридору. В ту самую сторону, откуда пятью минутами раньше приплелся сам Мурыгин.

Некоторое время он смотрел ей вслед. Жутковатое сочетание: пышность форм и строевая поступь. Скрылась.

— Ладно, — со вздохом решил наконец Сергей Арсентьевич. — Ничего мы тут не высидим…

Взял со свободного стула постановление суда в точно такой же прозрачной папочке, а взамен переложил на сиденье котенка. Собрался встать, но, пока собирался, шустрая трехцветка снова успела угнездиться на его коленях.

— Нет, подруга, — сказал Мурыгин, повторно выдворяя зверя. — Даже и не помышляй. Тут сам-то не знаешь, где ночевать… Ты уж здесь пару дней перекантуйся, а там, глядишь, весна…

Поднялся, двинулся к выходу, но был остановлен сигналом сотика. Достал, неприязненно взглянул на дисплей. Вместо имени или фамилии обозначился долгий номер, Мурыгину неизвестный.

— Слушаю…

— Арсеньтич… быть-мыть… ты?..

Звонил председатель дачного товарищества «Орошенец» Тимофей Григорьевич Тарах, причем сильно взволнованный. Не произнеси он это извечное свое «быть-мыть», Мурыгин бы и голоса его не признал.

— Ну, я… — недовольно отозвался он.

— Слышь… оптыть… Арсеньтич! Все бросай… мыть-быть… На дачу давай! Прям щас…

— Не туда звонишь, — с каким-то даже извращенным наслаждением процедил Мурыгин. — Теперь по всем вопросам — к Раисе Леонидовне…

— Апть… опть… — Тарах взволновался окончательно, обрубки слов посыпались как попало. — Ты… обн… йбн… убль…

С младых ногтей Тимофей Григорьевич изъяснялся и мыслил матерно. Однако высокая должность председателя дачного товарищества требовала определенной культуры — и Тимофей Григорьевич беспощадно глушил и сминал нехорошие слова, без которых он просто не мог построить фразу.

— Развелись мы, — холодно пояснил Мурыгин. — Так что с сегодняшнего дня я — никто. Нет у меня ни дачи, ни дома, ничего… Раисе звони.

Дал отбой, спрятал сотик. Ну и куда теперь?

* * *

Собственно, весна уже настала. Дворы подсыхали. В тени забора изнывал сизый от золы сугроб осетриных очертаний. Хотя откуда в городе зола? Скорее уж из выхлопных труб налетело.

На скамеечке справа от дверей суда сидели рядком два сереньких котенка (должно быть, братики той трехцветки) и упражнялись в синхронном вылизывании.

Угрюмая народная мудрость гласит, что нет хуже беды, чем гореть в зиму. В этом смысле Мурыгину повезло — жизнь его пошла прахом в начале марта.

Жили-были муж и жена. И было у них две фирмы: у мужа — оптовый книжный склад, у жены — торговля канцтоварами. Жена была умная, а муж дурак. Влез дурак в долги, узнал, каков на вкус ствол пистолета Макарова, кинулся к жене. А та ему и скажи: «Ты мне, Сережа, всего дороже, а фирму свою ради долгов твоих с жизнью несовместимых я разорять не дам. Дочка вон на выданье…»

Вылез дурак из долгов — гол, бос, лыком подпоясан, недвижимость, от греха подальше, на имя жены переписана. И так ему это, видать, за обиду стало, что запил дурак да и пошел с горя по рукам. Всех, почитай, жениных подружек за малый срок оприходовал. Прознала о том жена — подала на развод. Потому как бизнес бизнесом, а верность супружескую блюди.

Городская сказка. Кажется, это теперь так называется…