— Нет. Я — единственный психолог в больнице. Двое моих коллег уволились еще весной, а третий пошел на покой… преждевременно… Моя рабочая нагрузка возросла с семидесяти пяти человек до трех сотен. Я больше не занимаюсь психологией, Ли. Ежемесячные встречи с больными превратились в формальность. Посмотри правде в глаза! Наш госпиталь переполнен, он недополучает финансирование. Иногда это становится причиной смерти солдат. Ты не в силах спасти каждого.
— Этого надо спасти, — настаивала Ли.
— Почему?
— Потому что он этого заслуживает.
Доктор Мерфи зевнула.
— Ладно. Если хочешь поиграть в Флоренс Найтингейл,
[12]воля твоя, но не говори потом, что я тебя не предупреждала.— Только скажи, что делать, — попросила Ли Нельсон.
— Во-первых, не пытайся его изменить. Принимай пациента таким, каков он есть. Если он еще раз попытается совершить самоубийство или поранит себя, дай ему знать, что его поведение причиняет тебе беспокойство. Можно даже сказать, что его самоубийство угрожает твоей карьере. Ты снимала мерки для протеза?
— Да. На прошлой неделе.
— Он обрадовался? — спросила доктор Мерфи.
— Не особо, но я подкупила пациента DVD с фильмом «Дархэмский бык». Мне сказали, что протез будет готов не раньше, чем через полгода.
— Это еще ничего. Раньше приходилось ждать еще дольше, — сказала доктор Мерфи. — Протез может благотворно повлиять на его психику. Обычно при этом пациент отвлекается от всех своих фобий и занимается только им. В наихудшем случае искусственная рука изменит его представление о самом себе. Более сложная задача, которая стоит перед тобой сейчас, заключается в необходимости как можно скорее найти что-либо, что пробудит у твоего пациента интерес к жизни. Ему снова надо почувствовать себя полезным членом общества. Он в хорошей физической форме. Почему бы не попросить его поработать в палатах? Помогая другим, он почувствует себя нужным.
— Прекрасная мысль, — Ли Нельсон сделала пометку в своем блокноте. — А как насчет его семьи?
— А как насчет твоей собственной семьи? По-моему, ты сейчас должна быть дома с мужем и детьми?
— Минди! Жена ушла от него. У моего пациента есть дочь, которую он не видел одиннадцать лет. Должна ли я посодействовать их воссоединению?
— Не спеши. В нем накопилось слишком много злобы и обиды из-за того, что его бросили. И почему ты уверена, что сможешь их разыскать?
— Они оба выросли здесь, в Бруклине, и встречались еще со школы. У нее, вполне возможно, есть родственники, которые до сих пор живут в Нью-Йорке.
Доктор Мерфи сокрушенно покачала головой.
— Ты замужем, у тебя двое детей. Ты работаешь шестьдесят часов в неделю, но при этом ты собираешься искать семью одного из твоих пациентов, которые живут, а может и не живут уже, в Бруклине. Ли! Что с тобой?
— Я пытаюсь спасти потерянную душу, Минди. Разве это не стоит моего времени? Ведь это небольшая жертва с моей стороны?
— Отрицание. Гнев. Переговоры. Депрессия. Принятие. Вот пять стадий горя.
— Ты думаешь, Шеп уже прошел через все пять стадий?
Бывшая гимнастка встала и бросила папку с историей болезни Патрика Шеперда на стопку еще пятидесяти таких же дел.
— Нет, Ли. Я имею в виду тебя.
Фредерик, Мэриленд
Эндрю Брадоски свернул на Пятнадцатую автомагистраль, ведущую на север. Взятой напрокат машине с четырехцилиндровым двигателем явно не хватало мощности, по крайней мере, по сравнению с его новым «мустангом». Все утро Эндрю терзался: стоит ли тратить еще пятьдесят долларов и брать напрокат машину? В конце концов, осторожность победила экономность. Да и что такое каких-то пятьдесят долларов, когда ему вот-вот достанется большой куш!
Сегодня состоится их третья встреча. Три встречи за последние полтора месяца. Эндрю подозревал, что Эрнест Лозано работает на ЦРУ или Разведывательное управление Министерства обороны. Возможно, он даже из Министерства национальной безопасности. Да какая разница! Главное, что деньги каждые две недели поступают на его счет.
Справа появилась вывеска гостиницы «Хэмптон». Эндрю свернул на подъездную дорожку и затормозил. Выйдя из автомобиля, он пониже надвинул на глаза козырек бейсбольной кепки с эмблемой «Балтимор ориолс». Проходя мимо стойки регистратора в гостиничном фойе, он наклонил голову, чтобы никто не смог его разглядеть. Он вызвал лифт и поднялся на третий этаж.