Эпикур

   — О, ты не знаешь Гликеры, — со страстью ответила девушка, — если она что-то задумала, её уже не остановишь. Наверно, попрекала бы целыми днями, могла бы и побить. Ведь я от неё зависела.

   — Не стану возражать. Твой путь к свободе тоже годится.

   — А скажи, чему ты учишь? Всем этим атомам и пустотам, которыми меня изводил Метродор?

   — Не только, мой друг. Я делю философию на три части — науку о Мире — физику, о доказательствах — канонику, и о счастливой жизни — этику. Если ты согласишься принять на веру первые две, то они тебе не понадобятся. А этика — это учение о желаниях и их утолении, об устройстве души, житейской мудрости и подобных вещах, дающих возможность сделать в жизни правильный выбор. И ещё есть практическая наука воспитания чувств. Она помогает полнее воспринимать радости, легче переносить невзгоды и избегнуть ненужных страданий.

   — Между прочим, — сообщила Леонтия, дослушав, — твой Метродор — жестокий человек. Знаешь, как он заставил меня страдать! Целых два дня мучил, чтобы отучить от веры в судьбу и приметы.

   — Но ведь ты, наверно, не противилась?

Леонтия засмеялась:

   — Так было скучно у моей спасительницы, что и это сошло за развлечение. Я рассказала Метродору, что мне предсказана ранняя смерть и срок близок, потому что во сне видела матушку, и ещё были разные знаки. Тут он стал говорить, что всё это глупости, и заставил меня, бедную, возвращаться, начав путь, первой перейти след ласки, и многое в том же роде. При этом говорил, что раз я собралась скоро умирать, то не всё ли мне равно?

   — Ну и как, была ли ты наказана за нарушение примет?

   — Ещё бы, чуть не умерла от страха.

   — Это не в счёт, Леонтия, это ты получила от самой себя. А от судьбы?

   — Пока нет. И кажется, разуверилась в предсказаниях этого шарлатана с Делоса.

   — Давай вернёмся к началу, — предложил Эпикур. — Я хотел бы услышать твоё решение.

   — Я желаю невозможного, Эпикур, — ответила девушка, потупясь, — жить с вами и не быть ничем обязанной ни Гликере, ни тебе.

   — Это не только возможно, но это как раз то, что я тебе предлагаю. Живи с нами, и если не пожелаешь взять денег у Менандра — я думаю, он предложит, — то корми себя сама. Можешь, например, как Батида, помогать в украшении книг нашего скриптория. Она рисует очень забавные картинки в списках комедий.

   — Не продолжай, я остаюсь у вас.

   — Вот и отлично. Но всё-таки будет хорошо, если ты попросишь прощения у Гликеры.

   — Ладно, — согласилась Леонтия. — Но я начинаю разочаровываться в твоём учении.

   — Леонтия, в житейских делах нужно проявлять здравый смысл и практическую мудрость. Ведь ты, попросив прощения, ничего не потеряешь, но зато избегнешь ссоры с Гликерой. А такая ссора поставила бы в неловкое положение не только тебя, но и меня и Менандра. Этим ты и не унизишь себя, потому что попросишь прощения, не преследуя корыстных целей, а просто чтобы показать, что заставила её волноваться не из злобы, а, скажем, по неразумности.

— Попрошу, попрошу. — Леонтия кивнула. — Тут главное для меня после этого хотя бы час промолчать. Иначе я за себя не ручаюсь.

Сразу после разговора с Леонтией Эпикур пошёл в Одеон, встретился там с Менандром, и дело было улажено. Вечером Менандр с Гликерой посетили «Сад». Леонтия, поджав губы, попросила прощения, и Гликера шутливо шлёпнула её. Леонтия осталась в общине, она поселилась с Батидой и с усердием помогала ей украшать книги. Та поручала подруге раскрашивать или копировать свои рисунки. Метродор, который часто занимался диктовкой, восхищался её успехами.

Эпикур с волнением следил за молодыми людьми. Дни проходили за днями, а Метродор, мечта которого как будто сбылась, всё так же был погружен в тайные переживания. Незаметно подошли Линнеи с долгожданными театральными соревнованиями, в которых участвовал и Менандр. На состязаниях были представлены три комедии — «Брюзга» Менандра, «Законодатель» Филиппида и «Застолье» Филемона. С утра афиняне и гости города толпами двинулись к театру. Эпикур с учениками, приглашённые Менандром, получили хорошие места.

Философ сел рядом с Метродором и Леонтией и с удовольствием слушал её рассказы о театральных обычаях и знаменитых актёрах. Он давно уже не видел такого скопления народа, да и Афины отвыкли от переполненного театра — после Ламийской войны амфитеатр редко заполнялся. Но сегодня добрая половина мест была занята воинами Деметрия — македонянами, финикийцами, персами, греками. Царь готовился к походу против Птолемея и перед отплытием решил дать войску возможность повеселиться. Сам Деметрий, большой, мощный, с крупными чертами лица, расположился в первом ряду вместе с жрецами Диониса в одном из шестидесяти семи почётных мраморных кресел.