Эпикур

Подчеркивая, что удовлетворение естественных и необходимых потребностей обеспечить гораздо легче, нежели удовлетворение прихотей, Эпикур в то же время отмечал равноценность удовольствий, получаемых в обоих случаях. «Простые блюда [кушанья],— писал он, — доставляют такое же удовольствие, как и дорогой стол [пища], когда все страдание от недостатка устранено. Хлеб и вода доставляют величайшее [высшее] удовольствие, когда человек подносит их к устам, чувствуя потребность. Таким образом, привычка к простой, недорогой пище способствует улучшению здоровья, делает человека деятельным по отношению к насущным потребностям жизни, приводит нас в лучшее расположение духа, когда мы, после долгого промежутка, получаем доступ к предметам роскоши, и делает нас неустрашимыми пред случайностью» (15, 130–131). Этот небольшой отрывок из письма к Менекею весьма ярко характеризует жизненный идеал Эпикура.

По его мнению, «всем желаниям следует предъявлять такой вопрос: что со мною будет, если исполнится то, чего я ищу вследствие желания [предмет моего желания], и если не исполнится?» (17, L XXI). Иначе говоря, надо освободиться от вздорных мыслей относительно всякого рода возможных, но не необходимых желаний и внушить себе необходимость разумного подхода к желаниям.

Разумное использование удовольствий является важнейшим требованием эпикурейской этики. Как мы уже видели, Эпикур, будучи сенсуалистом, не отрицал, однако, роли разума в познании, признавал не только его зависимость от чувственных данных, но и его контроль над деятельностью органов чувств. Это признание роли разума нашло свое отражение и в этическом учении эпикурейцев, где благоразумие ставится выше всех других добродетелей и объявляется величайшим благом. Истинные наслаждения, ведущие к прочному и непреходящему счастью, обеспечиваются посредством благоразумия , благодаря разумному отношению к выбору удовольствий. «Начало всего этого (т. е. выбора или избегания удовольствий. — А, Ш.) и величайшее благо есть благоразумие… От благоразумия, — писал Эпикур, — произошли все остальные добродетели; оно учит, что нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо, и, наоборот, нельзя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно. Ведь все добродетели по природе соединены с жизнью приятной, и приятная жизнь от них неотделима» (15, 132; ср. 16. V).

Благоразумие служит в эпикурейской этике средством для обеспечения человеку максимума удовольствия и счастья, выступая своего рода мерилом вполне нравственной и приятной жизни.

Проповедь умеренности, характерная для Эпикура, была обусловлена особенностями жизни греческого рабовладельческого общества того периода. Именно неустойчивость экономического и политического положения, постоянное ухудшение жизненных условий, чередование неожиданных и грозных событий вселяли в сознание жителей эллинистических государств неуверенность в завтрашнем дне, стремление обезопасить себя от всякого рода случайностей. Немало лишений и жизненных невзгод выпало и на долю Эпикура, и его друзей, и учеников в период их деятельности в знаменитом «Саду» в Афинах.

Призыв Эпикура к умеренности перекликается также с его известным изречением: «Живи незаметно!», в котором в какой-то мере отразилось порожденное теми же особенностями эпохи стремление к уходу из общественной жизни, отказу от активной общественной деятельности, желание замкнуться в самом себе, не тревожить себя мыслями и заботами об окружающем мире, жить в согласии со всеми, следуя установившимся порядкам и пребывая в покое и безмятежности.

Следует отметить, что эпикуровский призыв к незаметной жизни связан и с боязнью народных масс, с опасениями по поводу их «необузданных действий». Эпикур как идеолог рабовладельческой верхушки общества с презрением относится к «толпе», или трудящемуся населению Греции; он оправдывает применение силы по отношению к этому населению, чтобы обеспечить безмятежную жизнь «избранных». В то же время он подчеркивает, что самой надежной бывает безопасность, обеспечиваемая тихой жизнью и удалением от толпы (см. 16, XIV).

Однако Эпикур, как и представляемый им сравнительно прогрессивный слой рабовладельцев, не оставался равнодушным к социальным потрясениям, наиболее значительным из которых было установление македонского владычества в Греции. У эпикурейца Филодема из Гадара ( , VH ¹VIII с 5, 7) сохранилось полное ненависти к иноземным поработителям высказывание его учителя: «О, если бы впоследствии свергнуть самых злейших (наших) врагов— македонцев!» (см. 69, 132). И в письме к своему бывшему рабу Мису, сохраненном также у Филодема (de divitiis, VH ²III 87), Эпикур выступает против македонского гнета и высказывает пожелание, чтобы господству врагов его родины пришел конец (см. 69, 132).