Эпилог (ЛП)

- Думаешь, он мог убежать? В смысле, я слышала, как эта пушка стреляет. Наверное, вся округа узнала, что кто-то стрелял. Мог он, услышав это, убежать? - спросила Ливви.

Прозвучит невероятно глупо, но... это гребаная мысль даже не приходила мне в голову! Правда, не приходила. Я был вне себя. По сей день, когда бы я ни вспоминал момент своего первого убийства, я не слышал ни одного постороннего звука, кроме биения своего сердца, и пронзительного шумного потока адреналина в своих венах. Я помнил тяжесть револьвера. Помнил выражение отвращения на лице Нарви. Я помнил, как закрыл глаза, и нажал на курок. Помнил, что до того, как рухнуть на пол, в мое лицо брызнуло что-то мокрое. Я помнил тишину. Присев, я ничего не слышал, но неотрывно смотрел в холодные, пустые глаза своего мучителя. Помнил, как подумал, что душа, должно быть, существует. Что-то удерживало Нарви живым, а потом оно исчезло, оставив лишь мясо, кровь и груду костей. Я помнил острое чувство злости и печали оттого, что оказался недостаточно храбрым, чтобы держать глаза открытыми. Помнил, как подумал: мне следовало заставить его умолять о моем прощении. Заставить его молить о пощаде. Мне следовало изнасиловать его тростью, которой он меня избивал.

- Я... не знаю, мог ли Реза убежать. Думаю, это возможно, - произнес я в состоянии полного потрясения. - Рафик сказал, что сжег здание вместе с телом Нарви. Наверное... я не хотел задавать слишком много вопросов.

- Почему?

Ливви положила свою ручку поверх моей.

- Я не был уверен, понравится ли это Рафику, - просто ответил я.

- Поразмыслив, что если он смог сжечь здание, полное людей, и спокойно заявить об этом за завтраком, я решил не попадать к нему в немилость.

- Сколько тебе было?

- Придется иметь дело с математикой. Когда там мой день рождения?

- Джеймс. А серьезно?

Я рассмеялся.

- Дай мне передохнуть. Прежде, мне никогда не приходилось об этом вспоминать.

- Тебе двадцать семь.

Она немного грустно улыбнулась. Я подумал пару мгновений.

- Думаю, мне было... двенадцать, может, тринадцать?

Откинувшись на стуле, Ливви уставилась на меня.

- Господи Иисусе.

Она покачала головой, и утерла слезу.

- Я в порядке, зверушка. По крайней мере... я так думаю.

Я не возражал против того, чтобы (так полно) открываться Ливви, но за этим неизменно следовали мои переживания о том, что она увидит меня слабым. Я не хотел ее жалости. Я только хотел, чтобы она поняла, как много усилий я приложил к тому, чтобы дать ей то, в чем она нуждалась. Хотя, я только начинал понимать, что в чем, по моему мнению, Ливви нуждалась, и что ей на самом делетребовалось - было разными вещами. Не всегда. Но иногда.

Бывали дни, когда я брал на себя обязанность ретивого защитника Ливви (и пьяной университетской шпане приходилось следить за своими языками, если их беспокоила целостность собственных зубов).

- Ты больше, чем в порядке. Я чертовски впечатлена тобой. У меня такое ощущение, словно... чем больше я узнаю о твоем прошлом... у меня было так много чувств, которые я не могла обдумать в Мексике. И когда я пыталась объяснить это Риду или Слоан, по их лицам я видела, какой смешной им казалась.

- Проще объяснять свои чувства к поруганной шлюхе, чем к мужчине, державшей тебя пленницей? Дело в половой принадлежности и роде деятельности?

Я пытался не выдать голосом, как при этих словах сжались мои яйца. Ливви пришла в ужас.

- Нет! Джеймс... нет. Скорее... ты мог быть таким холодным. Но когда я находилась на грани, цепляясь за тоненькую ниточку... ты всегда знал, что сказать. У тебя есть эта способность удерживать меня и вселять надежду. Ты полон тепла и доброты.

На это мне пришлось нахмуриться, и Ливви шлепнула меня по руке.

- Так и есть! - настаивала она.

- Я не всегда видела, находился ты в комнате или нет, но всегда чувствовала. Я не понимала, откуда это взялось, но когда я слышу, как ты рассказываешь о своем прошлом, для меня все обретает смысл.

Признаться, я был немного смущен. Я не очень-то привык к комплиментам, особенно, когда они чрезмерно личные и искренние. Мое сердце было почти... умиротворенным. Я же, напротив, чувствовал себя дерганным.

- Ну что ж. Хорошо. Наверное. Хорошо, если ты считаешь меня... хорошим.

- Джеймс, ты выглядишь так, как будто я только что пукнула тебе прямо в лицо.

Ливви широко улыбнулась.

- Что?! Это омерзительно.

Ливви расхохоталась. Это был ее невероятно громкий хохот, означающий невозможность контролировать себя, и являющийся не самым милым зрелищем, но я любил, когда она так смеялась. И я люблю, когда она так смеется.

- Нет. Это Монти Пайтон.

Я тоже хохотал. Веселье Ливви был слишком заразительным, чтобы его не разделить.

- Чего?

- Фильм.

Она утерла глаза от слез, на что я тут же притянул ее руку к своим губам, и облизнул пальчик. Так много видов слез. И я собираюсь попробовать их все.

- Не уверен, что хочу его смотреть.

Подавшись вперед, Ливви поцеловала меня в губы.