Несмотря на то, что поездка на побережье обрела явственные очертания, Егор не спешил увольняться. Иначе бы он помер от праздности. Муж договорился с начальством об открытой дате ухода с работы, а именно: чтобы первый день неявки считался основанием для увольнения и расчета. И руководство компании пошло навстречу ценному специалисту.
— Эвочка, я позавтракаю с дедом, а ты ложись и отдыхай, — велел мой трудоголик.
— Я и так заотдыхалась. И устала ждать.
— Будь терпеливой. Проблема решится со дня на день.
Муж поцеловал меня и ушел, а Кот соскочил с кресла и растянулся на подушке. Хитрец. Дождется, когда Егор уйдет и оккупирует пухоперовое раздолье.
Побродив неприкаянно по комнате, я вышла на балкон. Зевая, полюбовалась яркими клумбами, посмотрела, как мужчины в комбинезонах разравнивают щебень на подъездной площадке, и отправилась в кровать. Дай, думаю, полежу, поворочаюсь. Всё равно сна ни в одном глазу, потому как гложут тревожные думы.
И поворочалась. Проснулась и подскочила как ужаленная: за окном время идет к полудню! Ох, и засоня. И Кот не разбудил, а дрых еще крепче, чем я.
Завтрак прошел в одиночестве, вернее, в компании Кота на отдельном стуле и в отсутствии аппетита. Экономка заметила вялое ковыряние вилкой и, памятуя о недавних вкусовых пристрастиях, предложила отведать винограда, отчего меня опять затошнило.
— Спасибо. Если не затруднит, я хотела бы жареную рыбу. И чтобы с корочкой.
— Какую? — женщина нисколечко не удивилась тому, что я не прошу на завтрак овсянку на воде. Хотя чему удивляться? Время-то обеденное.
— Любую, но зажаристую.
Через десять минут к столу подали форель, обжаренную до хрустящей корочки, и я проглотила ее в присест, попросив добавки.
День прошел в библиотеке за чтением книг о тканях, о выращивании и переработке льна, хлопчатника, о шерсти и прядении, а еще о получении пеньки и джута. Не уверена, пригодится ли почерпнутая информация или окажется бесполезной, но и сидеть, сложа руки, не было мочи.
Бессмысленное ожидание выматывало. Прошел еще один день, Рубля выздоровел и взялся за государственные дела, которых накопился непочатый край. Почему он тянет и не подписывает бумаги? Потому что не доверяет Мелёшиным! — осенило меня. И не доверяет моему отцу. Я и Егор — заложники, которых нельзя отпускать из столицы.
Чтобы в одиночестве не сойти с ума от неожиданной догадки, я набрала номер Егора и предложила встретиться в городе после работы.
— Давай поужинаем где-нибудь. В "Инновации", например.
Он согласился. "Эклипс" самого старшего Мелёшина отвез в столицу, и охранник сдал меня мужу, дожидавшемуся у дверей кафе.
— Не поверишь, но я рада здесь оказаться. Хотя бы для того, чтобы просто посидеть с тобой, — призналась Егору, когда мы расположились на диванчике, и официантка принесла меню. — А ведь когда-то я зареклась сюда ходить.
— Помню-помню, — улыбнулся он. — У тебя на лице было написано: "Долой зажравшихся богатеев!" Когда ты разгадала мой план, я понял, что нужно тикать, иначе меня прикончат на месте.
— Ты раскрутил Петю на сто висоров. Нет, даже больше, чем на сто. А твоя подружка заказала диетическую бурду… Вот! Чоху-боху, — ткнула я в картинку на меню и невольно сглотнула, когда бурая масса вяло качнулась в высоком бокале.
Наверное, и побледнела тоже, потому что Егор спросил:
— Как самочувствие?
— Так себе. Не пойму, — ответила я, сглатывая и сглатывая подступившую тошноту.
— Эва… — начал он, но тут зазвонил телефон. Егор выслушал и отключился. — Собирайся, мы едем. Рубля подписал бумаги. Дорога каждая минута.
— Почему? Как? — засыпала я вопросами, когда "Турба" вырулила из кармана с визгом тормозов.
— Один из высокопоставленных армейских чинов признался в планируемом заговоре.
— Значит, предатель найден, и всё кончено?
— Вряд ли. Око не ошибается. Но Рубля на радостях подписал пачку бумаг и наши документы в том числе. Семут отправил их с курьером в алую зону. Мы должны уехать как можно скорее.
— Когда? На этой неделе?
— Сейчас. Рубля отдал приказ об арестах членов семей политических преступников. Понимаешь, что это означает?
Понимаю. Начинается полномасштабный террор. Как полвека назад.
Получается, вместе с обвиняемым в предательстве будет отвечать его семья. Вот почему увозят и прячут жен с детьми по провинциальным городкам. Потому что надеются, что длинные руки Рубли не дотянутся до периферии.
Ладно, паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Егор говорил, в столице проживает около шестидесяти процентов невидящих. Коснется ли их передел власти или обойдет стороной? Хотя профессор уверенно заявил, что низшие социальные слои не пострадают.
Сперва я хотела позвонить Марте, но передумала. Что ей сказать? Поделиться домыслами и слухами? И посеять панику и страх. Вдруг линия прослушивается? Излишние откровения навредят Марте и Олегу, навредят мне и моей семье.
И была сумасшедшая спешка. В сотый раз перепроверили содержимое сумок и перебрали документы, привезенные курьером от Семута. Посидели на дорожку. Кот взобрался ко мне на колени.