Эпилог : Сказаны последние слова.

"И тогда твой дед бросился вперед. Он как–то назвал его, хотя я не помню как именно. 'Виккан', или что–то вроде... Все что у него было из оружия — это длинный деревянный посох, но он размахивал им так, словно тот был из металла. Он отбросил эту тварь сильным ударом в голову и даже когда она исчезла он, казалось, знал где она находилась."

"Я остался и пытался помочь ему как мог, но, конечно же, я больше просто мешался под ногами. Оно вспороло меня, точно через грудь, и я подумал что умираю."

"Я очнулся несколько дней спустя, уже в хижине твоего деда. Он был рядом — сидел на постели у меня в ногах."

"— Оно мертво. — сказал он."

"— Что это было?"

"— Просто реликт тех времен, что давно прошли. Может быть, есть еще несколько других, разбросанных по галактике, в тайных убежищах, но этого больше нет."

"— Я собирался сбежать."

"— Ты должен был бежать."

"— Почему?"

"— Ты не воин, а отвага не замена для умения и тренировок. Тебе нет нужды производить впечатление на меня. Я бы приложил свои силы к тому, чтобы впечатлить Деленн, будь я на твоем месте."

"Я покраснел от этого. Он, разумеется, видел меня насквозь."

"— К тому же, должен тебе сказать, что я не буду влиять на ее решения. Я учил ее искать свое собственное счастье. Выбор будет за ней, и только за ней."

"Что ж... она, конечно же, не выбрала меня, и в каком–то смысле я почти что рад этому. Твой дед очень загадочен, и я бы не хотел, чтобы он однажды постучался в мою дверь, и спросил чем же я обидел его дочку. Кроме того она, я думаю, счастлива с твоим отцом."

Несколько недель после этого она видела кошмары, представляя как эта тварь, 'Викка', приходит за ней. Родители пытались успокоить ее, но безуспешно. Наконец, пришел ее дедушка.

"— Сейчас никого из них здесь не осталось. — объяснил он. — Их время ушло, и они не вернутся еще тысячу лет."

"— Но что, если они вернутся?"

"— Значит, ты должна быть готова к этому, малышка."

После этого она кинулась тренироваться. Она хотела быть воином, также как ее дед. Она упрашивала родителей позволить ей учиться у него, и, в конце концов, они согласились.

Она слышала и другие истории про него. Как он остановил свару на улице одним лишь взглядом. Что он ушел в горы, в разгар бурана, чтобы найти потерявшегося путника. Что торговец предлагал ему целое состояние за то, что он будет его телохранителем, но он отказался.

А теперь у ее была возможность путешествовать вместе с ним. И не куда–нибудь — на сам Минбар.

Ее мать, разумеется, была не так рада.

— Она слишком молода.

— Она старше, чем был я, когда впервые один ушел из дома.

— Это слишком далеко.

— Это недостаточно далеко.

— Слишком опасно...

— Я буду с ней.

— Почему?

— Есть вещи, которые она должна узнать, которые она должна увидеть, которые она должна понять.

— Слишком рано...

— Почти что слишком поздно.

Конечно же, в итоге ее мать переменила мнение. В ее зеленых глазах стояли слезы, когда она провожала их.

Дералайн могла ошибаться, но ей казалось, что она увидела слезы и в глазах Парлэйна.

* * *

Это было неправильно, совершенно неправильно. Джек искренне считал это последним знаком-  словно ему еще такие требовались - что вселенная ненавидит его.

Не его вина была в том, что он заблудился. Не его вина, что ему угрожала группа преступников. Не его вина в том, что он оказался именно в неправильном месте в неправильное время.

Именно то, что он не смог объяснить, кому–то из тех Рейнджеров, которые арестовали его. Их было трое: женщина — человек, здоровенный нарн, с украшенной повязкой через глаз, и бракири. Все они носили разное оружие, и Джек ничуть не сомневался, что они чрезвычайно умело им пользуются.

После того как группа грабителей была приведена к покорности, их всех привели сюда, проведя по улицам как... да, как группу преступников. Их привели в высокую круглую башню на перекрестке четырех длинных, широких улиц. Джеком занялся чиновник — Рейнджер–бракири, который задал ему целую кучу вопросов.

Вот тогда в Джеке и взыграло природное упрямство. Он же действительно не сделал ничего предосудительного и он был разозлен подозрениями. Он отказывался отвечать на любые вопросы, пока ему не дадут переговорить с человеческим послом, и вскоре за свои старания был водворен в камеру.

Для камеры она была неплоха. На самом деле это был не первый случай, когда он попадал за решетку, но в других случаях он, по крайней мере, сделал что–то чтобы это заслужить. На Центаври Прайм он ввязался в драку в баре и не нашел денег, чтобы подкупить Стражу; а на Забаре прогулялся возле военной базы без пропуска.

Он не слишком беспокоился на этот раз. Он действительно не сделал ничего дурного, а Сообщество было известно работой своего правосудия, или, на худой конец — сносным отношением к подозреваемым в преступлении. Не то что центавриане или дрази.

И условия были не так плохи. Камера была небольшой, но теплой и хорошо освещенной. Ему принесли еды, и она оказалась неплохой. Он немного поспал на удобной лежанке, и мог просто ждать, что кто–то придет и выпустит его.

Кто–то в конце концов пришел, несколько часов спустя.