Епископ ада и другие истории

Днем миссис Шют немного оживлялась и даже выходила из комнаты, чтобы посплетничать с миссис Чейз у огромного камина, но ближе к ночи ее всегда охватывал ужас, ее била дрожь, — и предметом ее кошмаров всегда была рыба, увиденная ею в пруду.

— Она не может выйти из воды, — говорили ей, на что она отвечала: — В первую ночь, когда мы приехали сюда, я заметила на лестнице потеки воды.

— Господи! — сказал как-то Дэниел Шют. — Это все равно, что жить с кем-то, приговоренным к смерти.

— Вызовите врача из Плимута, — предложил мистер Трегаскис.

Но мистер Шют не согласился, опасаясь, как бы его местоположение не стало известно кредиторам.

— Лучше гнить здесь, чем на каторге, — ответил он.

— Тогда увезите ее отсюда и проследите, чтобы она не употребляла спиртное.

Несчастный муж не мог сделать ни того, ни другого; у него не было ни денег, ни влияния на миссис Шют. На самом деле, он был безразличен к ее страданиям, за исключением тех случаев, когда они касались непосредственно его ужасным зрелищем умственного расстройства; он понимал, что нет ничего странного в том, что на такую женщину, как она, повлияли местные условия; к тому же, он испытал в жизни столько несчастий, что еще одно попросту не имело никакого значения.

Он начал находить странное утешение в присутствии Пейли, который, молчаливый, неторопливый в движениях и странный, усердно делал свою работу и, исполняя поручение, не спускал с пруда глаз.

Однажды ночью, самой темной, накануне Рождества, крики миссис Шют заставили ее мужа с проклятиями подняться по лестнице.

Дверь ее комнаты были незаперта, она сидела в постели с зажженной свечой; когда он подошел, она показала ему несколько красных отметин на руке.

— Пусть он убьет меня, и этому ужасу придет конец, — пробормотала она.

Вбежавший в комнату мистер Трегаскис грубо схватил ее за руку.

— Она сама это сделала! — воскликнул он. — Это следы ее собственных зубов!

Миссис Шют жалобно вскрикнула.

— Он поднялся по лестнице, сломал замок и прыгнул на кровать! О! О! О! Разве это не та самая кровать, на которой я спала тогда — и разве он не прокрадывался в эту комнату, когда Джона Шюта не было дома?

— Я все еще думаю об этой проклятой рыбе, — сказал мистер Трегаскис. — И уверен, что никто из вас ее не видел, сквайр. Этот человек, Пейли, постоянно наблюдает за прудом, но ничего в нем не заметил.

Мистер Шют кусал ногти, глядя сверху вниз на дрожавшую жену.

— Зажгите все свечи, — сказал он. — Я посижу с бедной дурочкой всю эту ночь.

Пока мистер Трегаскис ходил за свечами, он подошел к двери и выглянул наружу, высоко подняв подсвечник.

По пыльным, потертым ступенькам, вниз спускался след, оставленный чем-то скользким; на них виднелись потеки воды.

Он позвал мистера Трегаскиса.

— Тьфу! — воскликнул корнуоллец. — Это просто Гуди Чейз пролила воду из кувшина.

На следующее утро, выдавшееся чрезвычайно ветреным, мистер Шют, дрожа от холода, отправился к пруду с карпами.

— Мне не хотелось бы провести еще одну такую ночь, как вчера, — сказал он. — Ты будешь спать напротив двери в комнату моей жены, она думает, что проклятый карп охотится за ней…

Затем, осознав абсурдность своих слов, он горько рассмеялся.

— Какая красивая и глупая пантомима! — пробормотал он.

Вернувшись, он поднялся к жене. Та сидела между муслиновыми занавесками, обхватив колени, на смятой постели; в холодной глубине огромной комнаты едва мерцал огонь; ветер порывами налетал на окно, на котором было нацарапано имя Флоренс Фланнери. Мистер Шют поежился.

— Я должен увезти тебя отсюда, — сказал он, превозмогая страх за самого себя, — это проклятое место; Флит все-таки лучше.

Она подняла на него потухшие глаза.

— Я не могу уехать, — глухо произнесла она. — Я приехала сюда, чтобы умереть… разве ты не видишь… на окне… «умерла в 1800 году»?

Он пересек комнату и посмотрел на стекло. Действительно, кто-то добавил слово «умерла» перед цифрами года.

— Это просто дурацкая шутка, — нервно произнес он. — Ты думаешь, существовала только одна Флоренс Фланнери?

— А ты думаешь, — резко возразила она, — их было две?

Она выглядела страшно, скорчившись в постели, с растрепанными волосами, с впавшими щеками на некогда пухлом лице, с распахнутым на груди грязным атласным платьем, всем своим видом символизируя такую муку, такую злобу, такой ужас, что Дэниел Шют провел рукой по глазам, словно стараясь прогнать это воплощение кошмара.

Он был потрясен; ему казалось, он очутился в мире, где возможны любые странности.

— Что ты такое? — взволнованно спросил он. — Значит, он преследовал тебя почти триста лет? Разве ты недостаточно наказана?

— О! О! — простонала женщина. — Не впускай его! Не впускай!

— Сегодня вечером за дверью твоей комнаты будет присматривать Пейли, — пробормотал мистер Шют.

Он, пошатываясь, покинул ужасную комнату; сейчас он ненавидел свою жену сверх всякой меры, но почему-то чувствовал себя обязанным спасти ее от фурий, гнавших и преследовавших ее.