Эпитафия

Уже совсем близко, из-за тоненького, деревянного заборчика блестят черные, полированные камни гранита, а поверх них белые шапочки снега. Елена слегка повернулась ко мне и нежно начала говорить, пока я рассматривал её румяное от мороза и украшенное снежинками лицо.

– Никогда не могла понять, почему люди так боятся кладбищ, памятников, трупов, похорон и всего в этом роде. Все это ведь стильно по-своему и даже красиво. Самое человечное в этом городе. – Её губы легонько ухмыльнулись. – У меня есть одна идея: съеду от родителей подальше и устрою дома пару анатомических скелетов, а главное – больше готического стиля! В чем прелесть идеи? Они никогда не решаться ко мне приехать.

И вот мы пришли, замедлив шаг, начали прогуливаться как туристы в музее, аккуратно мостясь по узеньким тропинкам. Как же она права, в этом не меньше красоты, чем в городе или диком лесу, просто эта красота другого порядка. Остановились возле шикарного камня, огромный зелёный пироксенит, в разы дороже гранита, а на нём белый портрет и золотые буквы под ним. Эти черно-белые, холодные, с отдаленным намеком на жизнь глаза, так контрастируют с живыми, голубыми глазами Елены… Ещё острее ощутил цену жизни, для всего нужен контраст. Меня манит её взгляд, нас тянет друг другу… Нет, лучше идти дальше....

Теперь мы остановились возле старого креста, где нет ничего, ни имени, ни даты, только место, но есть кое-что общее между этими двумя усопшими – оба они мертвы, смерть одинакова и ждала их обоих в равной степени и смерть сотрет память даже с того огромного куска пироксенита, это легко проверить. Пока я думал, копаясь внутри себя, словил её взгляд и снова тянет к ней, еще сильнее…

Мы медленно идем дальше, склоняясь то над одной эпитафией, то над другой, весь итог человеческой жизни в одном предложении… А мы движемся, привилегия живых, так сильно отличающая нас от мертвых. Елена глянула на меня, чтобы дать знать о своем желании говорить.

– И все же, хоть это место такое красивое, мне оно кажется таким глупым. Разве нужна мёртвым вся эта роскошь? Порой мне кажется, что похороны – глупый каприз скорбящих.

– А я с самого детства негодовал по этому поводу, особенно когда приходилось считать, как дорого все это обходится. Как сейчас помню, мне 11 лет, а я прошу отца кремировать меня в случае смерти, мило.

Двигаясь размеренно, неспеша мы обошли всё и вернулись к самому началу. Снова это взгляд, полный заботы и тепла, меня тянет к нему и вижу, что её тоже тянет эта же сила. То, о чём я боялся мечтать с первой встречи, чего не желал до первой встречи… По всему телу побежала сладостная дрожь, каждая клетка моего тела завидует этим прикосновениям, к её божественным губам и я чувствую, как весь пылаю. Её касания бросают в дрожь, объятия возвышают к небесам. Я точно обезумел от любви, не услышал эти самые слова, но понял, не сказал, но точно передал. Она любит меня, и я люблю её, теперь мы это точно знаем, знали давно, просто без слов. Чувства выше меня и слова, не приспособлены для описание того, что мной овладело.

Вот мы идём нога в ногу, чувственно дрожим от стойкой эйфории, молча – сейчас слова ничего не стоят. Уже возле её дома, звонит мой телефон, это одногруппница, Лиза, спросила, смогу ли я помочь с рефератом.

– Да, конечно.

“Ничего особенного” – пришло ко мне в голову, но взглянув на Елену, я понял, как сильно ошибся. Она оцепенела, чуть сильнее сжала мою руку, в глазах витает нечто дикое. Я чувствую сколь сильно мучает её ревность, каким испытаниям подвергает злая фантазия, но сам испытываю не то, что должно. Мне приторно сладко, невероятно хорошо – это заиграло отвратительное честолюбие. Ах, она любит меня так же безумно, если не сильнее и безрассуднее, чем я её. Не выходит скрыть улыбку, отсечь эту стыдную радость.

– Эшь, что я для тебя значу? – Голос дрожит, почти тухнет.

Удар в колокол… Из меня высыпалась вся гордыня и обуял страх. Ах если бы она могла знать, сколько для меня значит, какую власть надо мной имеет. Как я могу объяснить, что она – всё для меня? Нужно срочно тушить пожар, перенять пламя на себя обняв, пробудить от кошмара поцеловав…

– Представь, что жизнь – это движение, а я – поезд. В такой аналогии ты мои рельсы и без тебя мне суждено увязнуть в почве, остановиться.

Я вернулся домой полный тепла, богатый воображением и не способный на сон или бездействие. В меня въелось, впилось, ожило. Я бросился в пыльную кладовку и среди отложенного и выброшенного вытянул старые, провисшие хосты, покрытые щедрым слоем пыли. Пять лет, не меньше, они покорно дожидались сегодня. Дождались!