Эпитафия шпиону. Причина для тревоги

— Как вы сами заметили, господин Марлоу, ваше положение в определенном смысле обезличено. Вы не несете ответственности за характер деятельности компании. Естественно, вы не позволяете, чтобы инстинкт верности своей стране мешал бизнесу. Почему же вы позволяете тревожить ваш разум еще более абстрактному чувству преданности компании?

— Моя компания покупает мою преданность, платя мне за то, что я ее представляю.

— Понятно. А страна вам не платит.

В его тоне явно сквозила насмешка. Мое терпение заканчивалось.

— Боюсь, я не могу принять такую интерпретацию обстоятельств. У меня есть лишь ваше слово, что вопрос о верности стране даже не возникнет.

— Вы сомневаетесь в моем слове, господин Марлоу?

— Нет, но вижу в вас заинтересованную сторону.

— Ваш предшественник, Фернинг, так не считал.

— Возможно. — Я бросил взгляд на часы. — Что ж, генерал, мне пора. Уже первый час, а завтра рано вставать. Благодарю за чрезвычайно приятный вечер.

Он встал.

— Еще бренди на дорожку?

— Нет, спасибо.

— Как хотите. Что касается нашего бизнеса… — Он положил мне руку на плечо. — Не торопитесь с ответом. Подумайте. Разумеется, я не хочу, чтобы вы делали то, что будет вам хоть в малейшей степени неприятно. Надеюсь, вы скоро убедитесь в моей правоте.

В монокле генерала на секунду отразился огонек свечи. Вагас покровительственно похлопал меня по плечу. Мне захотелось стряхнуть его руку.

— Спокойной ночи, генерал.

— Спокойной ночи, господин Марлоу. Звоните мне в любой момент. Номер телефона у вас есть. Буду ждать вашего звонка — что бы вы ни решили.

— Думаю, я могу со всей определенностью…

Генерал поднял руку:

— Пожалуйста, господин Марлоу, сначала все обдумайте. Э… ваше пальто в холле.

Услышав, как за мной захлопнулась дверь, я испытал огромное облегчение. После жаркой, пропитанной запахом ладана атмосферы генеральского дома холодный и влажный ночной воздух приятно бодрил. По дороге в отель мне было о чем поразмыслить.

Кое-что теперь получило объяснение. Например, квартира Фернинга. Две тысячи лир в месяц! Около двухсот пятидесяти фунтов в год. Не так плохо — с учетом, что делать почти ничего не нужно. На двести пятьдесят фунтов я мог бы обставить дом. И еще отложить из жалованья. С тем капиталом, который у меня остался после двух месяцев без работы, я мог бы достаточно долго прожить в Англии и найти достойную работу. Разумеется, об этом нет и речи. Наверное, Фернинг был дураком, если позволил втянуть себя в такие игры. Вагас может сколько угодно разглагольствовать о необходимости разведки, обычных предосторожностях и личных договоренностях, но это лишь вежливая форма изложения. Для подобных вещей существует специальный термин — «шпионаж». А шпионаж является преступлением. Если вас поймают, то упекут в тюрьму.

И все равно один вопрос остался без ответа. Почему Залесхофф так хотел, чтобы я встретился с Вагасом? Если верить генералу, Залесхофф — советский агент. Вагас, югославский агент, вполне мог об этом знать. Шпионаж чем-то похож на инженерное дело: о коллегах ты должен быть наслышан. Тем не менее у меня возникало неприятное чувство. О шпионах мы иногда читаем в газетах. Зал судебных заседаний просят освободить, а показания берут в тюремной камере. В судебных слушаниях по таким делам всегда присутствует какой-то нелепый налет мелодрамы. Досточтимые адвокаты, поправляя парики, с серьезным видом рассуждают о секретных документах, неназванных «иностранных державах», тайных встречах и зловещих третьих лицах, которые уже «покинули страну». Все это кажется нереальным, принадлежащим другому миру, никак не соприкасающемуся с повседневной жизнью. Однако мир разведки и контрразведки действительно существует. Шпионы должны где-то жить. Они должны выполнять свою работу — как и все остальные. Тот факт, что я столкнулся с двумя такими людьми в промышленном центре Италии, не должен вызывать особого удивления. И мелодрамы тут никакой нет. Ни тайных встреч, ни зловещих третьих лиц; иностранные державы поименованы, а записи Фернинга вряд ли можно считать секретным документом. Это — я с удивлением обнаружил, что повторяю слова генерала, — просто бизнес. Но какое отношение имеет к нему Залесхофф? Хорошо бы выяснить. Опасности никакой, а любопытство мое уже пробудилось. Не каждый день встречаешь шпиона! Очевидно, Залесхофф знал, чего добивается Вагас, и его поведение в опере доказывает, что он не хотел, чтобы Вагас догадался о нашем знакомстве. Меня также интересовала картотека Залесхоффа. И Клэр была бы заинтригована. Ей можно написать и рассказать обо всем. Кроме того, я, если можно так выразиться, проиграл Залесхоффу брусок мыла — за паспорт. А вот это уже совсем не весело. Хотя у пророчества — я мысленно поставил слово «пророчество» в кавычки — может быть очень простое объяснение.