Епитимья

Он постоянно твердил себе, что необходимо пройти через это, что, возможно, членство в братстве и его собственная сила воли помогут ему обуздать свои порочные желания.

— Я считаю, что это была благополучная неделя.

Он снова опустил глаза.

— Нет, откровенно говоря, не совсем благополучная. Я чуть не сорвался. Это — Джимми, мальчик, о котором я рассказывал вам на прошлой неделе, тот, что промышляет на Лоренс-авеню, — он исчез.

Ричард снова склонил голову.

— И я испытывал облегчение. Какое-то время даже был благодарен Господу за то, что он убрал его. с моего пути.

Но образ Джимми преследовал его: он видел Джимми обнаженным, с белой гладкой кожей. Редкая лобковая поросль, крепкий маленький задик, прохладная безволосая грудь с отчетливыми очертаниями ребер... И Ричард видел себя в собственной ванной: он лихорадочно пытается изгнать похоть то рукой, то лишь рассудком — и добивается в итоге одного — его желание усиливается... Почему этому нельзя найти замены?

Один из мужчин, тучный, рыжеволосый, подал голос:4

— Думал, что Старик явил тебе свою милость, да, Рич?

Рыжеволосый вернул его в настоящее. Он продолжал:

— Конечно, с моей стороны было эгоистично так думать. Я разговаривал с Джимми, хотел узнать его получше. Думаю, я завоевал его доверие.

Ричард заговорил быстро, торопливо:

— В пятницу, два дня назад, я собирался предать его, злоупотребить его доверием. Я даже не был достаточно честен, чтобы снять его с излюбленного угла улицы и заплатить ему за это. Нет, я собирался взять его к себе домой, на ужин... соблазнить его. Ему тринадцать лет.

Мужчины закивали. Некоторые встретились с ним взглядом. Они знали его вину. И они все понимали. Здесь и только здесь Ричард находил хоть какую-то степень понимания. Он обвел взглядом комнату и увидел их всех: мальчика восемнадцати лет, который участвовал в программе анонимных одержимых сексом в качестве стажера после того, как угодил под арест, — парень звонил по телефону женщинам, жившим по соседству, и пытался вести с ними «грязные» беседы. А также женатый мужчина, пристававший к лучшей подруге своей двенадцатилетней дочери. И еще священник, постоянно одолеваемый гомосексуальными устремлениями везде, где бы ни находился: в книжных магазинах, мужских туалетах универмагов, в банях. А вот — приверженец онанизма. Человек, распутничавший когда-то с группой себе подобных, а теперь боровшийся с желанием путаться с проститутками. И еще другие. Все они знали, что это такое — оказаться во власти желания, во власти сил, относившихся к каким-то запредельным сферам, находившихся за гранью обычного человеческого опыта. И только здесь они имели возможность говорить о своих побуждениях и страстях, не внушая своим собеседникам отвращения.

— Но когда я подошел к тому месту, его не было. В субботу я расспросил кое-кого из тех ребят, что слоняются неподалеку, но оказалось, что никто его не видел. А ведь Джимми всегда находился где-то поблизости... Так вот. Сначала я испытал чувство благодарности. Потом, зная о том, какими вещами этот мальчик занимается за деньги, и людей, с которыми он водится, я встревожился. И вот уже воскресенье, а его до сих пор никто не видел.

Молодой человек (тот, что делал непристойные предложения женщинам по телефону), теребивший бахрому пурпурного переплета, неожиданно поднял голову.

— Но вы не можете себя осуждать. Вы не можете испытывать чувство вины за то, чего не сделали.

Ричард поднял свои бледно-голубые глаза и встретился взглядом с кареглазым юношей.

— Вы полагаете, не могу?

После взаимных объятий и после того, как мужчины прочитали хором «Отче наш», они вышли на продуваемые зимним ветром улицы Чикаго и рассеялась по своим квартирам, осчастливив своим приходом жен и детей. Те же, кто не пожелал расстаться с теплой атмосферой этого своеобразного братства, отправились в кафе за углом — поболтать и найти друг у друга сочувствие и понимание.

В кафе направились многие, но не Ричард Гребб. Он шел по окраинным улицам один, понимая, что сегодняшняя встреча не принесла ему того облегчения, какое принесли прежние собрания одержимых.

Он не чувствовал в душе Бога, как это бывало раньше. Он чувствовал опустошенность и одиночество, на которое был обречен в своей борьбе с демонами страсти.

Оставь, говорил он себе, предоставь это Богу.

Бог, казалось, забыл о нем.

Может, в этом мире нет больше Бога, готового принять на себя мои заботы?

И в тот же миг он увидел вдали знакомую фигурку, к северу от Кенмор-стрит. Джимми!.. У него дух перехватило. И тотчас же он ощутил противоречивые эмоции: радость оттого, что с Джимми все в порядке, и не столь сильное — но до чего же чудовищное — желание, поднимавшееся в нем.

Джимми опирался на чью-то припаркованную машину, и Ричард Гребб никак не мог решить, подойти к мальчику или удалиться.

Однако увидев, как Джимми соскользнул на холодный промерзший асфальт, он поспешил к нему, забыв на время свою усталость и страх перед монстром, которого он называл сексуальной одержимостью.

— Эй... эй! С тобой все в порядке? — Ричард наклонился.