Епитимья

Но он ничего не знал об этом типе, не знал, чего тот хочет. Джимми и Мирэнда встречали таких; они подробнейшим образом рассказывали ему о клиентах с закидонами и советовали быть с ними начеку. Он слышал о наручниках, которые врезаются в тело, о кольцах, которые надевают на член, таких тугих, что яички вот-вот лопнут, горячем расплавленном воске, о льде и прочих вещах, которые заталкивают в зад. Он считал, что с ним ничего подобного случиться не может. Он всегда имел дело со славными ребятами, такими, которые хотели только одного — чтобы их по-быстрому обслужили ртом. Он считал, что хорошо разбирается в людях. Пока что Крошке Ти везло.

Возможно, на этот раз счастье изменило ему.

Этот искушал его. Ну и что? Само По себе искушение не было злом. Злом было действие. Конечно, секс с этим мальчиком доставил бы удовольствие. Он стал бы лишь средством, уроком. И он должен сделать его мучительным. Это — единственное, чем он мог бы оправдать свои действия. Спасение через боль. Он сделает это ради мальчика, для его же пользы. Сделает так, чтобы наружность мальчика оказалась в соответствии с его порочным нутром.

Тело мальчика было гибким и гладким. Дуайт представил запах его нежной белой кожи, — и тут же подумалось о детской присыпке. Он представлял гладкую кожу мальчика, нежные всхолмления ягодиц, худенькие руки и ноги с неразвитой мускулатурой, покрытые только намеком на пушок.

Он подошел к Крошке Ти.

Почувствовав руку Дуайта на своем плече, Крошка Ти весь сжался, похолодел... Промелькнула мысль: мне надо пройти через это. Скоро это кончится, и, может быть, я смогу остаться здесь ночевать. Во всяком случае у него должна быть здесь кровать.

Крошка Ти повернулся к нему, стараясь сохранять спокойствие и маску «крутой парень», каким ему советовали быть его собратья по ремеслу, потому что иначе не выжить. Давай. Действуй, и покончим с этим.

Он протянул руку и прикоснулся к щеке Дуайта.

Дуайт отпрянул. Эта тварь прикоснулась к нему. Он отступил на шаг, задышал глубже, чаще.

— Вот что... — сказал он поморщившись. — Я тебе плачу. И я делаю первый шаг. Понятно?

— Да, сэр, — ответил мальчик. Ответил едва ли не шепотом.

Крошка Ти уронил свою дерзкую руку, и она, ударив его по бедру, повисла вдоль тела. Он стоял молча, выжидая.

Дуайт поспешно вышел из комнаты и направился на кухню. Он подошел к мойке и выглянул в окно. Виден был дом через дорогу, кухонное окно прямо напротив.

Хэйлзы... Толстый Майк, толстая Жанин и трое жирных детей — все семейство расселось за столом. Ужинали. Пировали... Дуайту было невыносимо смотреть на них. Свиньи. Все до единого. Глянув вниз, на мойку, он заметил таракана, прошмыгнувшего по хромированной поверхности в направлении мусоропровода.

Почему уже одно прикосновение так волнует? Может, отвезти мальчика обратно, может быть, я должен вернуть его назад? Ведь он не долго будет вести такую жизнь. Он слишком хорош, он выберется из трясины и вернется домой. Или выкарабкается с помощью школы. Или кто-нибудь убьет его.

Отвези его обратно, Дуайт. Нет, он не мог этого сделать. Дуайт думал о Джимми, о маленьком ублюдке, о том просчете, который он совершил с этим мальчишкой; подумал — и испугался: эта ошибка может погубить его... Он не должен ее повторять. Иначе рухнут все его планы. А планы его — воистину всеобщее благо. Отвези его обратно: Ты всего лишь клиент, один из многих других. Мальчишка не расскажет. Вероятно, он даже и не запомнит тебя.

Это верно. Так оно и есть. Но не дай ввести себя в заблуждение — внешность обманчива.

Там, в Галерее, он прямо-таки проходу ему не давал со своими причиндалами: вертел бедрами, поглаживал ширинку, очерчивал размеры своего хозяйства, отчетливо проступавшего сквозь тонкую ткань джинсов.

Еще один таракан юркнул в зияющее отверстие мусоропровода. Там его ожидало обильное угощение — готовый обед «Свэнсон», к которому Дуайт так и не притронулся.

Закрытая дверь манила. Крошка Ти стоял раздумывая, — что же этот тип делает? Уж очень он странный, по-настоящему странный. Крошка Ти говорил себе: а почему бы не уйти? Ведь вот она входная дверь. В конце концов, двадцатидолларовая бумажка у него в кармане. Самое неприятное для него в этой ситуации — это поиски обратной дороги.

Черт возьми! Но он же мог бы проголосовать. Запросто. Крошка Ти не сводил глаз с кухонной двери, за которой скрылся хозяин. Он даже не услышит, как Ти уйдет, если тот не будет шуметь. И свободен, и деньги получил, не отработав за них. Ступай, ступай сейчас же. Просто уходи и все. Но хозяин мог вернуться и увидеть, что комната пуста. Он был бы разочарован...

Кажется, он говорил что-то там о дочери? Семья Дуайта, вероятно, оставила его. Вот почему в доме такая пустота. Наверное, поэтому меня И подобрал. Просто чувствует себя одиноким.

Но почему все эти мысли, все эти соображения представляются не слишком убедительными? Почему он стоит на одном месте, будто к полу прирос, почему ведет себя как идиот?