Мальчик быстро взглянул на Ричарда и снова перевел взгляд на проходящий транспорт.
Ричард остановился рядом с мальчиком, потирая руки и переминаясь с ноги на ногу. Что сказать еще? . — Холодная ночь.
— Да. — Мальчик снова посмотрел на него, и глаза их встретились.
Ричард с трудом проглотил слюну, чувствуя, как цепенеет от одного взгляда мальчика.
— Ты хочешь чего-нибудь?
Ричард молча говорил себе: повернись и иди прочь. Но его ноги будто приросли к земле.
— Ничего я не хочу, — ответил мальчик.
Ричард закрыл глаза: он ненавидел себя.
— Живешь здесь поблизости?
Мальчик впервые улыбнулся ему, показав ровный ряд белых зубов.
— Здесь, там, везде...
— А, — сказал Ричард. — Так значит, ты сам по себе?
— Можно сказать и так.
Снова и снова внутренний голос убеждал Ричарда — ничего больше не говори. Но он сказал эти слова:
— Тебе нужно место для ночлега?
Ричард выразительно смотрел на мальчика: чувство вины, страх и ненависть к себе исчезали под давлением желания.
— Место для ночлега? Может быть, и нет, — сказал мальчик. — Но, конечно, я не отказался бы от нескольких баксов.
Ричард кивнул:
— Сколько ты хочешь?
— Двадцать?..
Ричард закусил губу и сказал:
— Согласен. Хочешь снять комнату здесь?
— Конечно, но слушай, я не хочу, чтобы меня отодрали.
— Как скажешь.
Они двинулись к мотелю, когда Ричард вдруг вспомнил, что у него в кармане только три или четыре доллара.
Вот и выход, подумал он. Теперь у тебя есть извинение. Отправляйся-ка домой, где тебе и место. И можешь заниматься онанизмом, вспоминая это прекрасное греческое лицо, эти чеканные черты. Но сказал он нечто другое:
— Слушай, мне надо разменять немного денег. Вон там, возле «Макдоналдса», есть автомат. — Ричард обернулся и показал направление. Там как маяк светилась на фоне зимней ночи «Золотая арка». — Подождешь меня здесь? Я вернусь через пару минут.
— Холодно, давай поскорее.
Ричард заторопился по Фостер-авеню к «Золотой арке» — к машине, выдающей деньги по кредитным карточкам. Это последний раз, обещал он себе, последний.
Подойдя к «Макдоналдсу», он различил вдруг при свете витрин знакомую фигуру; мальчик стоял к нему спиной, но и так было ясно: он останавливал прохожих.
— Эй, мистер, не найдется ли у вас немного мелочи? Я голоден. — Мальчику приходилось напрягать голос, перекрывая шипенье шин и вой ветра. .
Это был его голос. Он не мог ошибиться — голос Джимми.
И священника охватил такой стыд, что он враз почувствовал себя совершенно больным. Бог мой, что я делаю?
Ричард оглянулся на маленького грека, который ожидал его в отдалении.
Неужели я ничему не научился?
Мальчик обернулся, и их глаза встретились. Джимми!
Джимми увидел отца Гребба и от отвращения закрыл глаза. Мать твою. Я ничего не могу сделать, чтобы не столкнуться с этим типом. Он отвернулся от священника и, коснувшись рукава пальто пожилой женщины, заныл:
— Леди, пожалуйста, вы не можете дать мне немного мелочи?
Джимми просил милостыню всю неделю.
Несколько дней назад он пытался заниматься проституцией, но не мог — у него выступала испарина и начинал болеть желудок, как только парни приостанавливали свои машины, чтобы приглядеться к нему. Кончалось тем, что он убегал, тщетно пытаясь подавить ужас и добраться до того места на улице, где он мог бы не испытывать чувства страха.
У «Макдоналдса» он клянчил мелочь в надежде набрать достаточно, чтобы купить гамбургер и пачку сигарет. И вот на тебе — за ним увязался этот извращенец поп.
Женщина порылась в кармане своего черного шерстяного пальто и вытащила четвертак.
— Не трать только на наркотики, — сказала она и заторопилась прочь.
— Я могу тебе помочь, Джимми. Что тебе нужно?
Голос звучал совсем рядом, но Джимми даже не обернулся.
— Мне нужно только одно, чтобы ты, мать твою, убрался прочь.
— Я понимаю тебя, Джимми.
Джимми поежился. Ему было неприятно, что этот человек называл его по имени. Он не знал, почему точно, но это было как-то неуместно. Он обернулся, увидел бледно-голубые глаза священника, его бескровные тонкие губы и то, как тот дрожал от ветра и снега.
— Ты ни черта не понимаешь, но если у тебя есть для меня немного денег — прекрасно, а нет, так проваливай.
Но тут же Джимми передумал и сказал:
— К черту деньги! Лучше отцепись от меня.
Ричард прекрасно понимал, что кроется за бравадой мальчика. Он видел страх в его глазах, но голод оказывался сильнее.
— Надеюсь, ты разрешишь мне объясниться с тобой. Мне очень жаль, Джимми, что это случилось у меня дома. Обещаю тебе: такое никогда больше не повторится.
— Верно, — ответил Джимми и разразился оскорбительным смехом. — Потому что я никогда к тебе не пойду.
— Я это понимаю. Я только хочу, чтобы ты знал, как мне жаль.
Ричард оглянулся и посмотрел на улицу: по Бродвею шли машины; выпавший снег еще был белый, но уже впитал в себя пленку жирного смога. К утру он станет серым.
— Я хочу, чтобы ты знал: какие бы проблемы у тебя ни возникли, я всегда готов помочь.
Он замолчал на минуту, вглядываясь в глаза мальчика с надеждой, что ему удается пробиться сквозь глухую стену недоверия.
— Я могу тебе помочь, уверяю.
— Знаю, что это за помощь такая — оргазм, верно?