— Ах, да… — в голосе Ткача отчётливо прозвучала звенящая ирония, которой было так много, что она делалась необидной.
— Нам повезло, что вы со своим шаровым скоплением случились поблизости.
— Мы выбрали это удачное местечко, потому что ждали: вот-вот из экзометрии вывалится маленький корабль, из-за которого, собственно, всё и затевалось, — заявил астрарх. И тут же прибавил: — Это я так шучу. Если по правде, то это было распоследним местом, где следовало бы летать маленьким кораблям с маленькими существами. Да и большим небезопасно…
— У нас не было выбора, — пожал плечами Кратов.
— В шаровом скоплении была хорошая работа, — мечтательно сказал Ткач. — Нас собралось тридцать два, и каждый скатал из вещества вселенной, энергии сфер и своих мечтаний по одной звезде. А потом мы их зажгли. Моя звезда разгорелась до жёлтого накала. Как и та, что освещает ваши планеты. Обожаю этот цвет! Это значит, что она непременно будет греть бока теплокровным тварюшкам вроде тебя, из которых в своё время выйдет толк… А ещё мы собрали в одном месте шестьдесят четыре блуждающих планеты-сиротки изо всех уголков мироздания, шестьдесят четыре холодных каменных шара, и запустили их по орбитам вокруг наших звёзд, чтобы они оттаяли. Каждая из планет проходит в своём пути мимо восьми разных звёзд. Здорово, а? Надо уметь! Поэтому скопление и получило такое смешное имя. И я хочу дожить до того дня, когда в этом удивительном мире сможет поселиться какая-нибудь из тех рас, что ещё привязаны к планетной тверди. Какие-нибудь теплокровные тварюшки… Там будет нескучно жить, братик. Восемь времён суток, каждое — своего цвета, и никогда не наступают сумерки. Шестнадцать времён года, которым ещё нужно будет выдумать названия. Вот задачка-то! Голубые снегопады, зелёные дожди и золотая сушь. Тем, кто там водворится, придётся поднапрячь своё воображение… Ты достаточно вольная комета, чтобы летать где хочешь?
— Ну, в каком-то смысле… — промямлил Кратов, мучительно стараясь понять, что имел в виду этот блистательный хвастунишка.
— Тогда бросай всё и лети на Восемью-Восемь! Просто так слетай, без дела. Тебе должно понравиться: я чувствую, у тебя довольно хаотический характер… — озадаченно хмурясь, Кратов попытался в спешке проанализировать свои мысли, в надежде уяснить, что в них привело астрарха к такому умозаключению. — Поброди по планетам, полюбуйся. Непременно загляни на ту, что отмечена в лоции скопления как… — одна из рук астрарха стремительно начертила прямо в воздухе светописную строку «8*8-ЛТ-31». Символы и цифры слегка подрагивали и сыпали холодными искрами, как вмороженный в пустоту фейерверк. — Это моё любимое местечко. Я бы слетал с тобой, да паучата не отпустят, пока не залечу все повреждения…
— Патрон, мы не арахноморфы, — почтительно вмешался в разговор хтуумампи. — Мы происходим от древнейших океанических членистоногих…
— Я помню, братик, — беспечно отмахнулся Ткач. — Вы замечательные, милые, но вам бы ещё чуточку юмора!
— Юмор — это аберрация разума, — буркнул перламутровый краб.
— Тогда я, наверное, кажусь тебе самым большим клоуном в Галактике? — удивился астрарх (на Кратова обрушился водопад лучистой энергии трудно скрываемого смеха).
— Нет! Нет! — возопил окончательно потерявшийся хтуумампи. — Отнюдь не самым!
— Позвольте, Ткач, — вмешался Кратов. — Как-нибудь я последую вашему совету. Разумеется, не в самое ближайшее время… Но, наверное, там и сейчас небезопасно маленьким кораблям?
— Ну, теперь там гораздо спокойнее! — астрарх проворно перебрал руками, и перед ним из ничего возникла светящаяся схема шарового скопления, с аккуратно расставленными во взаимном равновесии цветными светилами и чинно плывущими по скрупулёзно рассчитанным орбитам планетами. — Вот моя 8*8-ЛТ-31, — сказал Ткач, плавно поднося длинный суставчатый палец к одному из серых шариков. — На ней уже ничто никому не угрожает. Слабая, но устойчивая газовая оболочка. Как ты и любишь, азотно-кислородная смесь. Открытые водоёмы из растаявшего реликтового льда. Такой забавный феномен, как газовые гейзеры… Вот разве что в этом районе пока не слишком спокойно, — палец погрузился в самую сердцевину схемы, бесцеремонно пронизывая солнца и распихивая планеты. — Там ещё остались пятеро из нас — внести последние штрихи в небесную механику. На некоторых планетах… здесь, здесь и здесь… работают гилурги. Сглаживают рельеф, восстанавливают водные ресурсы, генерируют атмосферу. Если наша работа принесёт свои плоды… — Ткач звонко сомкнул руки, и схема пропала. — Кто знает, будет ли смысл продолжать широкомасштабную экспансию… дорогостоящие и опасные исследования звёздных систем… освоение неблагоустроенных миров… И не проще ли будет сразу строить миры по своему вкусу?
— Вот уж не знаю! — воскликнул Кратов. — Это предмет для дискуссии… Возможно, и проще. Только все ли согласятся на готовенькое?