Эпицентр

— Константин. Последний род занятий — беллетристика.

— Я знавал многих писателей, — взор старца Серапиона затуманился. — Например, графа Удильщикова… Иванова Сто Тридцать Шестого… а с Гордеем Плотниковым даже имел честь подраться из-за дамы!

— И кто же оказался прав? — осведомился Кратов.

— Видите ли, дама была моей в ту пору женой. А покойный Плотников был весьма невоздержан в своих гормональных позывах. Да что говорить — редкостная был скотина. И писатель, отметим честно с высоты прожитого, говно… А не имел ли я удовольствие?..

— Вот здесь, — Кратов указал пальцем, желая резко сменить тему, — мне обещана избушка.

— Боюсь, вас ввели в заблуждение, — покачал головой старец. — Я проходил здесь и здесь, — выпуклый, крепкий, словно черепаший панцирь, ноготь чиркнул по экрану. — Можно сказать, в прямой видимости. Нет там никакой избушки. Слева топь, справа — зыбь! Хотя… — Арнаутов пожевал губами. — Это тёмное место, непростое. Здесь можно пройти мимо космической базы пришельцев — и не приметить. Есть гипотеза, что именно в этих местах завершил свой маневр Тунгусский метеорит. Слыхали о таком?

— Ещё бы, — усмехнулся Кратов.

— Ну так вот, эффектные взрывы над Подкаменной Тунгуской, небесные знамения и прочая пиротехника были всего лишь камуфлирующим антуражем. На тот случай, если бы в начале двадцатого века у Российской империи вдруг наличествовала развитая служба космического слежения. Пришельцы же не ведали реального положения дел на этой удивительной планетке! Над Ванаварой они, стало быть, отметились, а сами спокойнехонько проследовали далее… вот сюда… где и заложили форпост. С помощью изящных, точечных вмешательств в непростые социальные процессы той эпохи добились, чтобы покой Сна Духов не нарушался. Здесь действительно никто, никогда и ничего не строил. Ни тебе транссибирских магистралей, ни тебе дурных нефтепроводов, ни тем более концлагерей. Все катаклизмы обходили эти места стороной… А во благовременье, когда Земля-голубушка созрела, чтобы приобщиться эфирных таинств, означенный форпост был тихонько эвакуирован. Опять-таки с соблюдением всех подобающих мер конспирации.

— Что же они учудили напоследок для отвода глаз? — фыркнул Кратов. — Ведь у России уже была служба космического слежения!

— Ну, скажем, Мангазейский афтершок восемьдесят девятого года. Помните, что тогда творилось?

Кратов пожал плечами:

— Очень смутно…

— Да откуда же вам помнить?! — хохотнул Арнаутов. — Вас и на свете-то ещё не было… Ну, может быть, из истории вы каким-то чудом знаете, что ранее бытовал обычай перегораживать большие реки плотинами, вроде бобровых, и там устраивать турбины для извлечения электрической энергии из вращения оных.

— Да, я читал, — сказал Кратов без большой уверенности. — Они так и назывались: «водяные мельницы».

— Ну, это совсем другое, — отмахнулся старец. — Как выяснено сейчас, Мангазейский афтершок был отголоском глубоководного тихоокеанского землетрясения, которое прошло практически незамеченным для всех жителей этого региона, кроме специалистов. Бог ведает, какими подземными разломами он докатился до самого сердца материка и какие плутоновы силы возбудил… Но все плотины по Енисею до самого устья оказались порушены прокатившейся гигантской волной. Зона затопления была колоссальной, несколько больших городов попросту смыло…

— Хороша конспирация!

— Под такой шум кто угодно может бесследно эвакуироваться, даже Сатана со всем адом, не то что космическая станция… А знаете, почему я решил, что именно этот кошмар был отвлекающим маневром?

— Просто теряюсь…

— Потому что и Тунгусский метеорит, и Мангазейский афтершок сопровождались одинаковыми последствиями. Разрушения — огромны, жертв — никаких!

— А как же те города, что были смыты?

— К восемьдесят девятому году Россия обладала не только службой космического слежения, — торжественно заявил старец Серапион. — Но также и прекрасно налаженной службой сейсмической тревоги! И потому все жители пострадавших городов были загодя эвакуированы.

«Просто фантастика, — подумал Кратов. — Не могу поверить. Что со мной происходит? Лечу самым медленным в мире транспортом. Лечу невесть куда, точно зная, что не найду там ничего, на что рассчитываю. При этом ухитряюсь одновременно ломать голову над тем, что творится с моей Марси, постыдно трепетать в ожидании желанно-пугающей встречи, да ещё с идиотским почтением выслушивать ту ахинею, что несёт этот джинсовый реликт!»

Вслух же он сказал: