Только эти ничего и слушать не станут, да ещё по шее надают. И друг на друга волком глядят, что уж обо мне говорить! Попаду зазря под горячую руку.
Совсем без формальностей покинуть изолятор не вышло; капитан Городец велел организовать мою выписку старшему агенту, а напоследок сказал:
— Кирилл, как освободитесь, выясни в регистратуре, где сейчас Валентина Паль. Если не на дежурстве, уточни адрес проживания.
— Я знаю, где она живёт! — напомнил я.
— Ну да, точно! — кивнул Георгий Иванович. — Ладно, подходите потом в двадцать второй.
Они ушли, а вот меня вытащить так сразу не получилось. Заведующий поднял анамнез и лишь руками развёл: мол, чёрным по белому о подозрении на нервный срыв написано, да ещё и несомненный шок налицо, тут без полноценного психиатрического обследования никак не обойтись. Старший агент пробовал так и эдак, затем плюнул и прямо на месте оформил постановление о проведении следственного эксперимента.
— Верну пациента после выезда на место преступления.
— Это может повредить его психической стабильности, — засомневался заведующий.
Кирилл покачал головой.
— С той дозой успокоительного, что ему скормили, психической стабильности уже ничего не повредит.
Этот аргумент и решил исход дела. Мне даже форму после недолгих препирательств выдали, не пришлось больничной пижамой людей удивлять. Дальше я отпросился в туалет, а старший агент отправился в регистратуру. Встретились на лестничной клетке второго этажа, и если мой визит в уборную себя оправдал целиком и полностью, то Кирилл вернулся несолоно хлебавши.
— Её смена закончилась час назад, — сообщил он и двинулся было к двадцать второму кабинету, но дорогу загородил дежуривший в коридоре вахтёр.
— Не советую, — веско произнёс пожилой усач и убрал выставленную руку, предоставив агенту принимать решение самостоятельно.
Кирилл после недолгих колебаний отступил и достал папиросу, но всё же закуривать на лестнице медицинского заведения не стал.
— Похоже, это надолго, — вздохнул он, потерев переносицу с тонким белым шрамом, и я кивнул.
Судя по доносившимся из кабинета возгласам доцента Звонаря, того бесцеремонное вторжение в свои владения поразило до глубины души, и капитан Городец покинул кабинет каким-то совсем уж растрёпанным и взъерошенным.
— Обязательно его злить было? — выговорил он консультанту, когда мы спустились на первый этаж и вышли из вестибюля на улицу.
Альберт Павлович с лёгкой полуулыбкой развёл руками. Извиняться за своё поведение он определённо не собирался.
— Ты б ещё тигра за усы подёргал! — проворчал тогда капитан и нацепил на голову фуражку. — Ладно, куда ехать?
— В общежитие медиков. Это рядом с авточастью, — подсказал я.
— Покажешь, — приказал Георгий Иванович, и мы забрались в легковой вездеход с поднятым брезентовым верхом и тремя рядами сидений. Пассажиры сзади сидели друг напротив друга, впереди, помимо шофёра, расположился боец с ППС. Ещё на дорогу вывернул мотоцикл с люлькой; судя по красным нарукавным повязкам, сопровождать нас взялись сотрудники комендатуры.
— Все ампулы на месте, учёт и утилизация вскрытых ведутся надлежащим образом, — выдал Городец, хмуро глядя на Альберта Павловича. — Ассистент Звонаря никак не мог бесконтрольно списывать препарат. И это пробивает в твоей теории изрядных размеров дыру.
— Брось! Любую систему учёта можно обмануть, а мы лишь по вершкам прошлись, — небрежно парировал консультант. — Ты, кстати, обратил внимание, что несколько раз они заказывали дополнительные партии из-за непредумышленного боя? Невозможно определить, были ампулы в момент падения пустыми или полными, а при условии последующей герметичной упаковки перелитый препарат пару-тройку суток точно продержится без критичного изменения свойств.
Георгий Иванович раздражённо засопел, поиграл желваками, затем уставился на меня.
— Ну, Петя, больше ничего не хочешь нам рассказать? Не забыл никакой пустяковины, как после покушений, когда не соизволил упомянуть о поручении Альберта Павловича? Сэкономил бы нам кучу времени и сил!
— Не наседай на мальчика, — вступился за меня консультант. — Дело прошлое.
Но капитан так определённо не считал, невольно захотелось рассказать хоть что-нибудь, лишь бы только он перестал сверлить меня недобрым взглядом, вот и брякнул:
— Ещё Друза просил Лизавету Хорь выяснить, не я ли убил сослуживца.
— Та-а-ак… — протянул Городец, который, как видно, либо знал Лизавету Наумовну, либо был о ней наслышан. — Вот, значит, как! — Он уставился на Альберта Павловича и встопорщил усы. — А ведь Хорь — специалист высочайшего класса, иностранных операторов могла сопровождать она, а не эта девчонка!
— Да нет! — невольно вырвалось у меня. — Не может быть! Она не такая!
Внутри чуть ли не заклокотало от возмущения, и Георгий Иванович истолковал такую мою горячность совершенно превратно.
— Не тем местом думаешь! — резко бросил он.
— Она мне жизнь спасла! — заявил я, уже жалея о том, что вообще о том случае упомянул.
— Нужен был, вот и спасла!
— Перестань, пожалуйста, — попросил капитана Альберт Павлович. — Не дразни мальчика.
Но капитан лишь покачал головой.