Эпицентр

— Патрон, — обратился к астрарху хтуумампи, выглядевший в сравнении с ним уже не внушительных размеров карциноморфом, а крохотным пальмовым крабиком. Это доктор Константин Кратов с Земли. Тот, кто желает поделиться с вами своими воспоминаниями.

— Я предупрежден, — сказал астрарх.

Голос был металлический, пронизывающий до костей, словно оглушительно звонкая челеста, такая же огромная, как и все вокруг. Казалось, он наводнял собой все помещение ангара. Обычные слова на русском языке, произнесенные с такой вселенской экспрессией, звучали как самая фантастическая музыка, и смысловое наполнение слетало с них, как шелуха с переспелого плода… Между тем, занятые своими делами ремонтники продолжали спокойно сновать по тенетам, не уделяя внимания происходящему. Не то пообвыкли и зареклись удивляться, не то их органы слуха были более терпимы к запредельным звуковым колебаниям.

— Мы встречались? — спросил астрарх.

— Да… — Кратов торопливо кивнул. Ему потребовалось усилие, чтобы преодолеть спазмы в горле и обрести способность нормально разговаривать. — Это было двадцать земных лет назад, в районе искусственного шарового скопления MX 75761, иначе называемого «Восемью-Восемь». Корабль Федерации терпел бедствие. Нужно было снять с него экипаж и доставить на базу «Антарес»…

— Это сделал я, — горделиво подтвердил астрарх.

— Да… — Кратов замялся, не зная, как ему обращаться к этому исполинскому существу: то ли «учитель», как он делал это, общаясь к тектонам или пожилыми мыслителями из старших галактических рас (все мыслители старших рас изначально казались ему пожилыми, хотя это было зачастую не так; но астрарх отчего-то не производил такого подавляющего впечатления, даже несмотря на поистине космические габариты), то ли «патрон», как из каких-то своих соображений поступал хтуумампи.

Астрарх пришел к нему на помощь.

— Меня зовут Лунный Ткач, — сказал он. — Это приблизительный смысл моего имени на том языке, что был для меня родным, пока я не стал тем, кто я сейчас. Красиво, правда? Нет той нарочито холодной отстраненности, как у стариков-тектонов… Если ты, братик, обратишься ко мне просто «Ткач», я не испытаю неудовольствия.

Кратов с трудом сдержал нервическую усмешку. Уж кем-кем, а «братиком» его не величал никто! Из каких, любопытно знать, кладезей астрарх черпал свои познания в русском языке? Уж не из детских ли книжек?!

— Да, Ткач, это сделали вы, — кусая губы, чтобы не расплыться, промолвил Кратов. — И я был одним из спасенных.

— Привет, — сказал астрарх. — Ты сильно изменился.

— Я избавился от скафандра, — сдержанно пояснил Кратов.

— Ах, да… — в голосе Ткача отчетливо прозвучала звенящая ирония, которой было так много, что она делалась необидной.

— Нам повезло, что вы, со своим шаровым скоплением, случились поблизости.

— Мы выбрали это удачное местечко, потому что ждали: вот-вот из экзометрии вывалится маленький корабль, из-за которого, собственно, все и затевалось, заявил астрарх. И тут же прибавил: — Это я так шучу. Если по правде, то это было распоследним местом, где следовало бы летать маленьким кораблям с маленькими существами. Да и большим небезопасно…

— У нас не было выбора, — пожал плечами Кратов.

— В шаровом скоплении была хорошая работа, — мечтательно сказал Ткач. Нас собралось тридцать два, и каждый скатал из вещества вселенной, энергии сфер и своих мечтаний по одной звезде. А потом мы их зажгли. Моя звезда разгорелась до желтого накала. Как и та, что освещает ваши планеты. Обожаю этот цвет! Это значит, что она непременно будет греть бока теплокровным тварюшкам вроде тебя, из которых в свое время выйдет толк… А еще мы собрали в одном месте шестьдесят четыре блуждающих планеты-сиротки изо всех уголков мироздания, шестьдесят четыре холодных каменных шара, и запустили их по орбитам вокруг наших звезд, чтобы они оттаяли. Каждая из планет проходит в своем пути мимо восьми разных звезд. Здорово, а? Надо уметь! Поэтому скопление и получило такое смешное имя. И я хочу дожить до того дня, когда в этом удивительном мире сможет поселиться какая-нибудь из тех рас, что еще привязаны к планетной тверди. Какие-нибудь теплокровные тварюшки… Там будет нескучно жить, братик. Восемь времен суток, каждое — своего цвета, и никогда не наступают сумерки. Шестнадцать времен года, которым еще нужно будет выдумать названия. Вот задачка-то! Голубые снегопады, зеленые дожди и золотая сушь. Тем, кто там водворится, придется поднапрячь свое воображение… Ты достаточно вольная комета, чтобы летать где хочешь?

— Ну, в каком-то смысле… — промямлил Кратов, мучительно стараясь понять, что имел в виду этот блистательный хвастунишка.