Я какое-то время даже тешил себя иллюзией, что бредуны забудут про нас до вечера. А там и бригада Белоусова подоспеет. Мечты, мечты… За три часа до заката появились первые признаки подготовки к новому штурму — в ближайших к нам жилых домах засели снайперы и пулеметчики.
На всякий случай я приказал заминировать шахту подъемника. Хозяйственный ротный старшина приныкал где-то десяток толовых шашек. Я усомнился, что такого количества взрывчатки достаточно, но Громов заверил меня, что этого должно хватить на выведение единственного пути к складам из строя дня на три. Взрывник из меня никакой, поверил Борису на слово.
Стемнело. И я уже ожидал такого же ночного штурма, как накануне, но нет — время шло, а бредуны активности не проявляли. Несколько десятков наблюдателей продолжали приглядывать за нами, а основная масса все так же увлеченно занималась грабежом. А с другой-то стороны — и чего им торопиться? Мы отсюда никуда не денемся. И не только потому, что имеем приказ стоять до конца, но и потому, что плотно окружены. Прорваться, конечно, можно. Особенно сейчас, когда все увлеченно «грабють». Но у нас много раненых, бросать которых я не собирался.
Оставалось только принять «последний и решительный». Но и к рассвету штурм не начался, а вот в городе шум радостной гулянки постепенно затих. Перепились и отдыхают? Вот бы сейчас по ним ударить, пока они спят!
И кто-то наверху услышал мой призыв! На западной стороне города вдруг разом ударили пулеметы и… артиллерийские орудия! Неужели?..
— Тащ командир! — ко мне подбежал радостный Громов. — Генерал вышел на связь! Это наша бригада атакует! Просят нас обозначить свое местоположение и не высовываться!
— Обозначил? — улыбнулся я.
— Так точно! — гаркнул прапорщик. — Теперь нам не прилетит! А то, слышите, как наши артиллеристы работают, — это дивизион самоходок!
— Да… — кивнул я. — Самоходки — это хорошо! Не завидую я бредунам! Шансов у них никаких!
И действительно — хоть как-то противостоять полнокровной бригаде спецназа с приданной артиллерией бредуны не смогли. И уличных боев не получилось — южане просто выжигали своими реактивными огнеметами любые попытки сопротивления. Уже к полудню разрозненные группы бредунов начали сдаваться. Дольше всех продержались люди Фюрера — но и они сложили оружие, узнав, что их вождь трусливо сбежал с небольшой группой верных люзоблюдов, бросив всех остальных на произвол судьбы. Как выяснилось позже — правильно сбежал, никто бы его щадить не стал, ибо всего за ночь он и его подельники натворили такого, что привело в шок даже видавших всякое бредунов. Только растерзанных женских трупов на месте его стоянки нашли почти полсотни.
Мы спокойно выжидали, пока в городе стихнут последние выстрелы. Не хотелось попадать под «дружественный огонь». Вскоре после установления полной тишины к нам, предварительно связавшись по рации, подъехал роскошный бронеавтомобиль, виденный мною до этого только на картинках. «Тигр» какой-то новой модификации, с пулеметной башенкой на крыше.
Из броневика неспешно вышли Белоусов и Тихий. Тогда я скомандовал своим бойцам выходить и строиться. Но торжественного парада не получилось: генерал молча пожал мне руку, а Тихий обнял сначала меня, а потом ротного старшину.
— Спасибо вам, ребята! — просто сказал Белоусов коротенькому строю выживших бойцов. — Без вас наша победа обошлась куда большей кровью! Спасибо, сынки!
Потом были доклады и демонстрация захваченного склада, кутерьма сдачи раненых в спешно развернутый полевой госпиталь. И только ближе к вечеру мне удалось отвести в сторону Тихого и спросить:
— Зачем?
— Зачем нам все это было нужно? — уточнил полковник. Я кивнул.
— Понимаешь, Борис… Это очень глубокая стратегическая игра… — задумчиво потерев подбородок, сказал Александр Сергеевич. — Ладно… Ты делом доказал, что тебе можно доверять! Есть информация, что твоя родная Пионерская республика планирует массовую миграцию на юг. А это пятьсот-шестьсот тысяч человек. Как они до нас доберутся — хрен знает! Может, на плотах по Волге сплавятся, может, пешком пойдут… Но нашему руководству эта идея не нравится. Причем не нравится сильно!
— Да разве они вас объедят? — усмехнулся я. — Или у вас земель мало? Сами посеют — сами пожнут!
— Плодородных земель хватает. Но ты же сам говорил — нравы в Пионерии царят еще те! Они ведь там до сих пор коммунизм строят! Причем ни своих, ни чужих при этом не жалеют! А у нас в Союзе Южных славян общественный строй — капитализм. Пусть и с человеческим лицом. Так зачем нам под боком гнездо экстремизма?
— Вы вот так сразу уверены, что именно экстремизма? С чего бы это?
— Вот ты мне сам скажи: неужели твои бывшие коллеги будут смирно сидеть рядом с буржуинами? — в лоб спросил Тихий.
Я пару секунд подумал.
— Пожалуй, вы правы — не будут! Но вы бы хоть детей приняли — там ведь жизнь несладкая! Я колбасу и сахар впервые попробовал лет пять назад. Не считая детских лет, понятно!