Эпизод из жизни деревенской дамы

 На другое утро всѣ собрались въ гостиную; Вѣра Дмитріевна уѣхала еще наканунѣ, и хозяева были совершенно одни. Петръ Алексѣевичъ, по обыкновенію своему, сидѣлъ раскинувшись въ большихъ, покойныхъ креслахъ, сложа ногу на ногу, и держалъ надъ самымъ носомъ листокъ русской газеты; передъ нимъ, на маленькомъ столикѣ, стояла большая чайная чашка; онъ курилъ прихлебывая по-временамъ чай и затягиваясь душистымъ дымомъ. Софья Павловна, за чайнымъ столикомъ, пила кофе, и въ то же время читала какой-то романъ. Въ дверяхъ стоялъ, вытянувшись въ струнку, лакей съ подносомъ, и нѣсколько далѣе мальчикъ, одѣтый казачкомъ, приспособленный нарочно къ раскуриванію трубокъ для Петра Алексѣевича и гостей его. Анюта, возвратясь съ обыкновенной утренней прогулки, вошла, поцаловала руку у отца и поздоровалась съ матерью, которая, ласково улыбнувшись ей, спросила о погодѣ и опять принялась читать. Анюта сѣла за пяльцы.

 Въ деревнѣ скучно безъ чужихъ. Мы, кажется, и веселость, и любезность бережемъ, какъ бѣднякъ праздничное платье -- для гостей. Въ своей семьѣ молчимъ... О чемъ говорить? Кажется, все переговорили уже; развѣ ссориться? но этого уже избѣгаютъ порядочные люди.

 Въ гостиной Сарапаевыхъ молчаніе прерывалось только голосомъ Петра Алексѣевича, который по-временамъ подзывалъ мальчика и отдавалъ ему трубку, да шелестомъ листовъ въ книгѣ Софьи Павловны. Анютѣ оставалось только зѣвать за пяльцами или мечтать. Она избрала послѣднее.

 Мы охотно сказали бы, какого рода были эти мечты; но для тѣхъ, кто не былъ предварительно знакомъ съ прошедшею жизнію молодой дѣвушки, эти мечты, можетъ-быть, показались бы не совсѣмъ понятными, почему и считаемъ необходимымъ обратиться нѣсколько назадъ.

 Мы знаемъ уже, что у Анюты не было матери; но судьба, всегда благосклонная къ сиротамъ, вознаградила потерю, давъ ей другую мать въ Татьянѣ Васильевнѣ, тёткѣ Петра Алексѣевича, о которой мы уже упоминали. Татьяна Васильевна любила Анюту безъ памяти, даже назначала своею наслѣдницею въ духовной, которую сдѣлала тотчасъ послѣ женитьбы Петра Алексѣевича. Она, кажется, жила только для счастія своей любимой внучки, старалась доставлять ей всѣ возможныя удовольствія, рядила ее, дарила, называла своею милою, бѣдною сироткою, и при всякомъ случаѣ извиняла нѣжность свою къ ней, говоря: "кому же ее и побаловать, какъ не мнѣ?" и при этихъ словахъ глядѣла на внучку съ такою любовію, что Анюта, сильно-тронутая, бросалась на шею любезной бабушкѣ. Анюта была добрая дѣвушка и сама много любила старушку. Не проходило ни однихъ именинъ, ни одного праздника, чтобъ она не готовила ей какого-нибудь сюрприза. Да чего ей! Анюта никогда не забывала даже Агафъи Ивановны, ключницы бабушкиной, старушки, которая пользовалась ея особенною довѣренностью. Были, однакожъ, злые люди, которые говорили, будто Татьяна Васильевна потому только любила Анюту, что ненавидѣла другихъ родныхъ, и что отдавала ей имѣніе для того, чтобъ оно не досталось другимъ, особенно же Петру Алексѣевичу, на котораго сердилась за женитьбу... но всѣхъ злыхъ людей переслушаешь ли!

 Главнымъ желаніемъ Татьяны Васильевны было пристроить Анюту, то-есть, выдать замужъ, и выдать при себѣ; она, по слабости своего здоровья, безпрестанно опасалась оставить ее совершенною сиротою, и, что всего хуже, на рукахъ мачихи, "какъ бы ни была она хороша", прибавляла Татьяна Васильевна, при чемъ глаза ея всегда наполнялись слезами, особенно въ присутствіи Анюты, которое, конечно, должно было еще сильнѣе возбуждать ея чувствительность. Но ей хотѣлось отдать Анюту по своему выбору, а не такъ, какъ вздумается Петру Алексѣевичу. Въ-самомъ-дѣлѣ, съ нѣкотораго времени, всѣ дѣйствія Петра Алексѣевича были очень-странны: съ молодою женою у него было все какъ-то по модѣ, онъ даже поговаривалъ и за границу ѣхать, на воды,-- видите, лечиться здѣсь нельзя. Такъ не отдать же такому человѣку выборъ жениха, особенно для такой дѣвушки, какъ Анюта.

 Въ сосѣдствѣ съ Петромъ Алексѣевичемъ жилъ помѣщикъ Ладошинъ, человѣкъ не бѣдный, и, какъ говорили, хорошій хозяинъ. Татьяна Васильевна еще въ дѣтствѣ была знакома съ его матерью, даже послѣ, вышедъ замужъ, обѣ онѣ, да и мужья ихъ, жили, что-называется, душа-въ-душу. Молодой Ладошинъ воспитывался въ Царскосельскомъ-Лицеѣ, учился, какъ всѣ говорили, блистательнѣйшимъ образомъ, но почему-то не кончилъ курса и пріѣхалъ къ матери. Она тогда жила въ ярославской деревнѣ; Ладошинъ опредѣлился въ канцелярію губернатора, былъ принятъ въ лучшихъ домахъ, танцовалъ на всѣхъ балахъ и подавалъ отличнѣйшія надежды къ повышенію,-- какъ вдругъ мать его умерла; онъ долженъ былъ по дѣламъ наслѣдства ѣхать въ степную деревню, пріѣхалъ, началъ сѣять пшеницу, и видно такъ свыкся съ степною жизнію, что вышелъ въ отставку губернскимъ секретаремъ, и съ-тѣхъ-поръ уже не оставлялъ деревни.