Эпизод из жизни сотрудника НКВД

— Вишь? А я что говорил? Разобрались бы мы с твоим отцом, коли дело вели бы люди без этой… как её…взятости, был бы он до сей поры председателем в Ерошино. Хотя, вряд ли. На войну бы упросился у партийного начальства. Он всегда шёл туды, где по грудь, а не по щиколотку, по отмели не шагал, да!

Дедок, казалось, выговорился и замолчал. Молчала и Варвара. Она думала об отце. В её памяти отец остался весёлым и неунывающим. Последний раз она видела его за два года до ареста, когда они с мужем приезжали в Ерошино погостить. Сейчас она попыталась представить на миг, как такой же вот человек в милицейской форме, как рядом сидящий попутчик, в тридцать седьмом году уводил под конвоем её отца. Варвара непроизвольно поёжилась, будто её температурило.

Потом её мысли перебежали к фамильным драгоценностям, которые она вывезла из блокадного Ленинграда, и которые хранились сейчас у неё на дне сумочки. Она и подсела-то поближе к этому неулыбчивому сотруднику НКВД с единственной целью, чтобы обезопасить себя от случайных вагонных воришек. Если бы не дорогие серёжки свекрови, да кулон, которые та достала из шкатулки перед смертью и передала ей, Варвара никогда бы не отваживалась сесть на одну лавку с милиционером. Она побаивалась человека в милицейской форме.

— Позвольте полюбопытствовать о вашем чине-звании, — напомнил о себе после длительной паузы дед Федот.

— Для чего тебе это знать? — недовольным голосом спросил Крапивин, пристально вглядываясь в лицо старика.

— Уж шибко любопытно мне, каким войском командовал бы ты, случись быть на фронте? Полк бы повёл в бой с немцем, аль только роту?

Услышав провокационный вопрос, как ему показалось, Крапивин не сразу нашёлся, что ответить. Подобная мысль ему и самому не однажды приходила в голову. Но каждый раз он отгонял её прочь, скорчив лицо, как от зубной боли. Харитон Никифорович страшился представить себя на передовой. Конечно, никто бы не доверил ему командовать даже взводом, ведь у него не было ни военного образования, ни командирского опыта времён гражданской войны. В ЧК он пришёл рядовым красноармейцем-большевиком, и только потом получил образование. Кем он мог стать на фронте в звании старшего офицера НКВД, трудно было представить. Особистов там и без него хватало.

— Не задумывался я как-то об этом, — нашёлся, что ответить Крапивин. — Служу по принципу: какой пост партия мне доверит, на том и буду нести службу. Добросовестно и с полной отдачей сил.

— А вот, коли бы добровольцем вдруг стался? — не унимался дедок.

— По доброй воле отправиться на фронт я не могу, поскольку меня не отпускает начальство, — соврал Харитон Никифорович, чтобы отвязаться от чрезмерно любопытного старика, и отвёл взгляд в сторону. — Говорят, пока я нужнее на другом рубеже.

— Ну-да, ну-да, нужнее, а как же? — закивал головой старик Воробьёв, пряча в куцей бородке ехидную усмешку. — Вы, случаем, не до Коноши едете?

— Ты, дед, не шпион ли? — прошипел Крапивин, чувствуя, как где-то внутри накатывает волна негодования к этому беспардонному старикашке. — Высажу вот тебя на ближайшей станции, да сдам куда следует. Мигом пропадёт нездоровое любопытство.

— Как это я сразу не догадался, кто ты есть? — не страшась угрозы, усмехнулся Федот Воробьёв. — Тут ведь железную дорогу от Вельска до Котласа заключённые тянут, так ты, стало быть, на энтот передовой рубеж трудового фронта, так сказать, и направлен. Знамо дело, что немец — враг, и бить его надобно беспощадно. Но и в схватке с врагами советской власти требуется геройства не меньше. А как же? Чего уж тут не понять? — Дедок встал, затянул потуже на поясе свой драный тулупчик, прихлопнул рукой съехавшую на бок шапку и, не попрощавшись, будто запамятовал, засеменил в тамбур.

До Коноши оставалось ещё полчаса езды.

Варвара, низко опустив голову, с ужасом слушала слова односельчанина, понимая их истинный смысл, и не знала, как ей поступить. Вначале она хотела последовать за стариком и доехать с ним в тамбуре до своей станции, но в последний момент, вспомнив о драгоценностях в сумочке, передумала. Она должна была, во что бы то ни стало, сохранить их для мужа в память о его матери. В то, что он погиб, Варвара не верила.

Крапивин прислонился к стене и прикрыл глаза.