Эпизоды одной давней войны

Какой-то матросик начал нюхать, очень интересоваться, землю рыть - кокнули. Другой матросик спустился в трюм, долго смотрел капитан ему в глаза, пытаясь понять, успел ли тот узнать, чего не должен, но ничего не увидел, кроме самой наивности, и простил, иначе они к концу погрузки не досчитаются и половины команды, придется нанимать еще людей. Товар принимается по реестру, принят, отмечено, реестр везется назад тем же прежним оборванцем. Во дворце, в подземелье, его нагружают вновь, дают новый реестр. Все провернуто как купеческая сделка, комар носика не подточит. Основная трудность вывозить из дворца, основная трудность - шпики старейшин. Вывозится казна государства, казна государства у всех на глазах, один шаг до обвинения в государственной измене. Амалазунта практически не спала эти дни и ночи погрузки. Бегала от окна к окну, из подвала в будуар, заламывала руки, колотила кулаками стену.

- Если вы провалитесь, только вы виноваты. Не вздумайте болтать. Сболтнете, вам конец, не от них, так от меня, придержите язык за зубами, я сумею вас спасти.

Помощник с капитаном оскорбились: разве они похожи на болтунов. Не похожи, не похожи - успокаивает их,- иначе бы не занимались таким делом, пусть оценят ее безграничное доверие им. На всякий случай выработано алиби: деньги грузятся для серьезных военных закупок по договору. Сфабриковали договор - не понадобилось: корабль плывет в Эпидамн. Если ее свалят, с единственным сундучком, со служанками доберется она как-нибудь до Эпидамна, поживет в доме, обещанном ей императором, и тронется в Византию, где сможет устроиться по-царски, а не нищенкой, побираться под окнами Юстиниана. Теперь она не проиграла.

Едва закрывается дверь за помощником капитана, как открывается перед целой компанией пока непонятного назначения. Робея, входят эти люди в царские покои, смотреть по сторонам, озираться и то не решаются, очень смущены, в хоромах - не в кабаке, низко кланяются ей. Им разрешено войти сюда и разговаривать с ней при полном вооружении. Здоровые, плечистые, в кожаных рубахах, все готы, все преданы Теодориху и лично ей, они знают одно ремесло, без которого не обойдется ни один современный политик. Им не надо втолковывать то, как много от них зависит, им не надо говорить, что историю в данном случае под уздцы держат их грубые руки,- не прочувствуют. Надо подхлестнуть, подстегнуть их профессиональную гордость. Как ни хвастаются умники, философы своими - познаниями, как ни задирают нос, что станется с их философией, если один такой мальчик в узком месте не захочет посторониться, а толкнет в грудь ручонкой, перетянутой сыромятным ремнем,- дух вон? И из философа, и из всей философии в его лице.

Заигрывая с этой братвой, Амалазунта невольно становится на вульгарные готские позиции. Сейчас она сама готова валяться у них в ногах, но держится отменно. Острит, похлопывает их по кожаным широченным грудям, так что гул стоит, втемяшивает. Они будут пробираться по одному, по два. Никаких старших, никаких командиров над ними, она - их командир, и каждый из них подчиняется и служит ей одной на всем белом свете. Все зависит от способностей каждого, всех - подчеркивает - способностей.

- Да, да, да,- они кивают, понимают ее, сопят в две дырочки.

Заплачено им будет, выносит мешочки с монетами, каждому по маленькому мешочку. Глаза чуть не выкатываются; сроду столько не видели. Да на эти денежки можно всю жизнь жить не работая. Это копейки, только на первое время. Пусть тратят не экономя, она позаботится об их преклонном возрасте особо. В случае удачи каждый из них получит еще по стольку, плюс наиболее отличившимся гонорар. От сумм, которые она называет, у них пол уходит из-под ног. Сделают все, тянутся. Заставляет произнести клятву, произносят.

- Ладно, договорились.

Она просит их беречь себя. Не маленькие - говорят,- опасность понимают. Вся жизнь прожита в опасностях. Это другая опасность - хуже, больше. Говорит со страстью в голосе: тут запросто, если не поостеречься, можно свернуть себе шею. Не так много она имеет преданных людей, чтобы рисковать ими. Молчат, тронуты, прожевывают, шевелят усами.