Битва закончилась ничем, подобно многим битвам своего времени. Тот, кто храбро дрался, погиб, тот, кто остался цел, даже не перекрестил с врагом меча. В ней трус похоронил героя, трус сжег героя на погребальном костре. Обе стороны потеряли почти всех своих командиров: бездарнейшие оказались на первых ролях, кричали перед строем, командовали парадом; численность и тех и других сократилась на одну треть, боевой дух-вдвое. Византийцы оставили Салону, а потом вовсе ушли из Далмации. По извилистой, далеко не гладкой дороге полз какой-то змеиный скелет длиною в несколько миль. Готы преследовать отказались. Справили новоселье в брошенных заставах и крепостях, Салону не заняли: побоялись провизантийски настроенного местного населения, ночной резни. Теодату же доложили о победе грандиознейшей, небывалой. Голос льстеца и угодника настолько побеждал в каждом, даже честном, человеке, а необходимый патриотизм-обязанность так брал его за грудки, что Вранье росло, будто на дрожжах, и в Равенне не смогло даже поместиться в емком, выстроенном специально для него королевском дворце. Теодат особенно и не доискивался. Византийцы бежали без штанов, доблестная конница готов их преследовала, колола копьями спины, насаживала тела на веретела - щедро дарила беглецам их беглецкую участь получить невидимый удар по затылку; в живых мало кто остался. Армия-победительница заняла все бывшие оборонительные пункты врага и входит в Салону - докладывалось Теодату. Царь верил, смеялся, бурно себя вел, депрессии как не бывало. Свое мужество, завоеванное гибелью готских солдат, он праздновал как свое рождение.
Велел вызвать послов. Послы пришли, Петр и Афанасий. С трудом, но скрыл радость, принял прежний удрученный, с комическим оттенком вид. Взял письмо Юстиниана, начал читать: «Давно уже, по слухам, я считал тебя человеком разумным, теперь же я убедился в этом на опыте, видя, что ты решил не кидаться очертя голову во все крайности войны. Некоторые уже испытали такую превратность судьбы, обманувшись в своих величайших надеждах. (Хмыкнул.) И ты никогда не раскаешься, что вместо врагов ты сделал нас своими друзьями. Ты будешь иметь все то, что ты просишь от нас; кроме того, ты получишь все высокие звания в римском государстве. В данный момент я посылаю к тебе Афанасия и Петра, чтобы было положено твердое основание нашему взаимному договору. А вскоре к тебе прибудет и Велизарий, чтобы завершить все то, о чем мы с тобой договорились».
Теодат оглядел Афанасия и Петра. Начал осмотр с башмаков, задумался на пояснице, продолжил, дошел до груди, опять опустил вниз и пошарил по бокам, окинул лица. Захотел встать, обойти их кругом, притоптывая и присвистывая, но, понятно, не сделал, а лишь сохранил желание на лице. Еще немного, и он откровенно расхохочется, а пока лишь фыркает, как бегемот, словно от воды, от пыли или от насморка. Очень хорошее настроение, с таким гладят кота, мнут в пальцах мягенькую, податливую каждому движению шкурку. Он так и полагал поиграть с ними, как с котятами, сунуть палец на зубок и смотреть, как котенок пытается укусить, но не может, хотя и начинает причинять боль. Ага, раз ты так - вот тебе,- и палец в самой глотке. Бедная киска задыхается, давится пальцем, царапается, и не до укусов уж ей, оттаскивает подальше щетинистую головешку. Если не отпустить головешки, а повести палец за ней и еще чуть продержать его в глотке, у бедной киски слезки на колесках, и она, уже не надеясь и все-таки вырвавшись, первым делом благодарно лижет толстый красный палец, чуть не удушивший ее. Интересная, захватывающая игра маленького мальчика, полного любви к животным. Теодат, кажется, в нее и собирался сыграть, только без прелюдий и разминок. Разминка была - чтение письма, она его достаточно взбодрила. Видения и страхи прошедших дней, позорные признания, память о них оборачиваются обыкновенной мстительностью, хорошее настроение - злостью. Несколько изумленно философский ум Теодата следит за метаморфозами своего обладателя, не узнает, его за ними, но не вмешивается. Деревенский пастух наук раньше не был таким. Сознание избранничества наделяет его неподотчетностью, неподотчетность толкает на дурные поступки, и их дурнота уже написана на его лице. Пора приступать.