Эпизоды за письменным столом

Радовала роль Мефистофеля в исполнении Ойгена Линденау. Роль была продумана, прожита и потому получилась. В некоторых местах он был патетичен. Мефистофель — князь тьмы. И поэтому образ его должен быть наполнен скепсисом, то есть в нем должно быть достаточно издевки, иронии, даже шутовства, но никак не патетичности. Скепсис отрицателен. Патетика положительна.

Иоганна Мунд в роли Гретхен. Хороша. Естественна. В сцене с Валентином — превосходна. Ведь ее роль эпизодическая и не имеет большого значения в «Фаусте».

На Фаусте все держится! Почему бы в таком случае не пригласить актера из другого театра? Фауст должен быть великим потрясением. Культом. Если ему это не удается, получается — профанация.

«Когда в вас чувства нет, — все труд бесцельный…»

(1921)

Разговоры во время «Фауста»

Театр. Звонок. Зрители толпятся в дверях лож. Пока я ищу свое место, слышу, как немного полноватая дама позади меня спрашивает:

— Музыка Вайнгартнера? А я думала, это Гуно…

Тушат свет. Пролог на небесах. Кажется, за мной сидит чета новобрачных откуда-то из деревни. Он шепчет довольно громко:

— О господи, а это не Железный Карл?

На что она отвечает:

— Да нет, это же древние германцы. — Оба имеют в виду Архангела Михаила, на котором я как раз в этот момент замечаю кокетливый серебряный браслет.

Старый господин, очевидно, большой поклонник искусства, поворачивается к ним:

— Тссс!

— Чего ему надо? — спрашивает Йохен сварливо.

— Сиди тихо, — отвечает молодая, но, когда появляется Мефистофель, сама не может удержаться от восклицания: — Дьявол!

— В красном пламени, — говорит задумчиво Йохен.

Старый театрал снова шипит:

— Шшшш!

— Осел, — бурчит Йохен.

Спустя какое-то время позади нас появляется, шурша платьем, величественная дама, естественно, через полчаса после начала; она вынуждает всех встать и пробирается к своему месту, которое, тоже естественно, оказывается в середине ряда. Йохен не встает, а только немного отодвигает колени в сторону. В следующее мгновение он со страшным криком вскакивает, потому что дама, вероятно, отдавила ему ногу. Сиденье кресла использует этот момент, чтобы коварно захлопнуться у него за спиной, так что когда он, скрипя зубами, бледный от боли, пытается сесть, то оказывается на полу. И подумайте только: дама, которой Йохен обязан этим артистическим падением, та самая дама, которая наступила ему на ногу, имеет наглость возмущенно прошептать ему:

— Тсс!

— Глупая гусыня, — бурчит в ярости Йохен.

Пролог окончен.

Новобрачные оживленно обсуждают последние состязания по стрельбе. Дама рядом со мной беседует с подругой.

— Вы говорите, семьдесят пфеннигов? А я еще вчера заплатила марку десять.

— Да, семьдесят пфеннигов, если вы сами заберете. Иначе — восемьдесят. Я запасла шестьдесят штук. Так на зиму будет хоть немного яиц.

Первый акт. Фауст в кабинете.

Минхен (так зовут новобрачную), взволнованная фейерверком при появлении Духа Земли, рассказывает историю про привидения. Когда Фауст поднимает хрустальную чашу с ядом, Йохен задушевно произносит:

— Твое здоровье, если это коньяк.

Пожилой господин, очень злобно:

— Шшш!

Смена декораций.

Передо мной разговаривают две дамы.

— Ох уж эта фрау Биммерманн! Вы только посмотрите, сколько на ней бриллиантов. Это же безвкусно!

— А как утянулась-то! А жир со всех сторон выпирает.

Рядом сидят два господина.

— Большой шлем без двух у ходящего первым?

— Выиграл. С шестью козырями и тузом червей.

Справа от меня:

— Недавно он даже привез полкило масла.

— Вы хотите сказать: маргарина.

— Нет, масла, сливочного масла, хорошего, жирного крестьянского масла.

— Говорят, в окрестностях его нет уже три недели.

Погреб Ауэрбаха.

Оба мужчины передо мной с удовольствием и очень бодро отбивают такт.

— Настоящая немецкая атмосфера, — говорит один.

Йохен замечает:

— Гуляют. Сейчас подерутся.

Минхен во время песни про блоху истерически хохочет. Старый господин:

— Тсс!

Снова дают свет.

Прерванные разговоры продолжаются.

— А вы не можете дать мне адрес этого крестьянина?

— Ох, он обслуживает только старых клиентов.

— Но если ему хорошо заплатят…

— Ну вот, я хожу трефовым валетом, потом пиковым, бью даму королем червей и вытаскиваю туза…

— Я точно видела, Йохен, что на ярмарке ты был с Триной.

— Это неправда…

— Правда…

— Неправда…

— Правда.

— Неправда, — и так далее.

— А ее муж, как он усох. Стал совсем хилым и маленьким. Как ребенок.

— А она все толстеет. Все-таки видно, откуда они.

Кухня ведьмы.

Йохен и Минхен развлекаются вовсю.

— Как раньше в Мюнстере, в зоологическом саду, — смеется Минхен в восторге.

— А ведьма выглядит в точности как мамаша Бюшеля, — зло хохочет Йохен.

Старый господин шипит:

— Шшш!

— Верблюд, — говорит Йохен с явным возмущением.

Когда Фауст в первый раз заговариваете Гретхен, Минхен, удовлетворенная триумфом женщины, говорит:

— Не вышло…

Но Йохен, чувствуя, что в его лице оскорбили весь род мужской, возражает:

— Глупая баба, — и делает поистине гениальное философское замечание: — Поначалу они все так. Но это только притворство.