Эпоха Аттилы. Римская империя и варвары в V веке

М. Фр. 8. Василиск также возбудил сильную враждебность в Страбоне, который помог ему захватить трон, пожаловав пост магистра армии Фракии и консульство своему племяннику Арматию – человеку, совершенно неподходящему для этой должности. Поскольку император Василиск самоуверенно позволил Арматию как родственнику встречаться с императрицей Зенонидой и так как их разговоры длились долгое время, а красота их была велика, они полюбили друг друга с огромной страстью. Они постоянно поворачивались и бросали друг на друга взгляды, обмениваясь улыбками, а позже бремя любви было скрыто от взглядов. Они посвятили Даниила, евнуха, и Марию, повивальную бабку, в свои страдания, которые в конце концов были излечены удовлетворением страсти. Потом Зенонида лестью склонила Василиска отдать ее любовнику первейшее место в государстве.

Теодорих Страбон, видя, как все чествуют Арматия, досадовал, что его обошел в славе юноша, единственной заботой которого была его прическа и прочие украшения тела. Гордясь своим огромным богатством и невиданными почестями, Арматий считал, что никто не превзойдет его в мужественности. Это безумие настолько владело его мыслями, что он надевал наряд Ахилла и ездил на коне, хвастаясь своим происхождением перед толпой в цирке. Когда чернь в громких приветствиях назвала его Пирром (сыном Ахилла) , это еще больше пробудило его безумное желание славы. Если толпа звала его так за его румяное лицо (ибо Пирр означает «красный») , то говорила правду, а если для того, чтобы восхвалять его мужественность, то льстила ему, как мальчишке. Он не убивал врагов, как Пирр, а подобно Парису, был без ума от женщин.

М. Фр. 8b. Покинув Константинополь, Зенон укрылся в родных ему горах Исаврии, где, как говорят, в отчаянии стенал: «Я беглец и скитаюсь без пристанища, я не могу отдохнуть от злой судьбы даже с людьми, среди которых я надеялся обрести утешение в своем несчастии».

М. Фр. 9. Император Зенон, узнав о смерти своих друзей, бежал в крепость, расположенную на холме, которую его соседи называли Константинополем. Узнав об этом, он заплакал и сказал бывшим с ним: «Воистину люди – игрушки Господа, раз Бог наслаждается такой игрой даже со мной. Ибо провидцы предсказали, твердо настаивая на этом, что я обязательно проведу июль в Константинополе. Я, разумеется, подумал, что вернусь в Константинополь, но теперь беглец, лишенный своих владений, я пришел, несчастный, на этот холм, носящий то же имя».