Когда Сидимунд получил эту просьбу, то, будучи варваром, подумал, что лучше жить с варваром, чем с римлянами, и отправился в Эпидамн. Он заходил к каждому из горожан частным образом, как будто из благоволения к ним, и советовал скорее уезжать в безопасное место на островах или в каком-то другом городе со всем, чем они владеют. Он говорил, что на область движется варвар и император, пославший Адамантия по этой причине, одобряет это. Для них будет лучше, утверждал он, вывезти свое имущество, пока еще есть время и нет варвара. То же самое он рассказывал солдатам местного гарнизона числом 2000, которые легко могли сдержать любого, кто предпримет неожиданное нападение, и, смутив их умы и всегда стремясь пустить какой-нибудь новый слух, уговорил почти всех их покинуть Эпидамн. Он убеждал, что, оказывая сопротивление, они навлекают на себя гнев императора.
После он сразу отправил посла к сыну Валамира, чтобы тот шел туда как можно скорее. Последний ожидал известий от Сидимунда, а также потому, что его сестру поразила болезнь, от которой она и умерла, однако притворялся, будто ждет прибытия посольства от Зенона, дабы узнать, благоприятно ли для него послание императора. Когда он похоронил свою сестру, прибыли вести от Сидимунда. Жителям Гераклеи, покинувшим город и укрывшимся в мощной крепости, он отправил требование большого количества зерна и вина, чтобы сделать запас на дорогу для войска к его отходу. Они отвечали, что ничего не могут поделать, поскольку то, что у них есть в очень маленькой крепости, было израсходовано, пока они там оставались. В ярости он сжег ту часть города, какую смог, поскольку тот был покинут жителями, и сразу же отправился в путь.
Он шел трудной и узкой дорогой, ведущей в так называемый Новый Эпир. Он послал вперед конницу, чтобы занять вершины
гор Скарда для войска и пройти по этим местам, пока их еще не ждали, и внезапным нападением заставить любой тамошний гарнизон отступить. Когда они подошли, солдаты, стоявшие на стене в карауле, увидев множество врагов, удивленные их внезапным появлением, не вступили в битву. Они даже не предусмотрели того, чтобы запереть крепость, а поспешно бежали в беспамятстве, не раздумывая о том, что могло бы помочь им в таком положении.