П. Фр. 11. Этот человек, так называемый скиф, принадлежал к народу мавров. Из-за уродства своего тела, шепелявости и облика он был объектом насмешек. Он был очень мал ростом, сутул, с кривыми ногами и носом, обозначенным лишь ноздрями из-за его невероятной приплюснутости. Он был представлен Аспару, сыну Ардавурия
[81] , в то время, когда тот был в Ливии, когда варвары вторглись во Фракию, его захватили и отдали скифским царям. Аттила не мог выносить его вида, но Бледа был им чрезвычайно доволен не только когда тот произносил смешные слова, но и когда бродил в молчании и неуклюже двигался. Он оставался с ним во время пиров и во время походов, нося во время таких экспедиций оружие, которое должно было вызывать смех. Бледа высоко ценил его и, когда тот вместе с другими римскими пленниками бежал, полностью пренебрег остальными, приказав разыскивать его со всем усердием. Когда Бледа увидел, что его поймали и привели обратно закованным в цепи, он рассмеялся и, утратив свой гнев, спросил о причине его бегства и о том, почему тот считает жизнь у римлян лучше, чем жизнь у них. Зеркон ответил, что его побег был преступлением, но у него для этого преступления была причина, ведь ему не дали жену. Перестав смеяться, Бледа отдал ему в жены высокородную женщину, которая была из свиты царицы, но из-за проступка более не служила у нее. Так что Зеркон проводил все свое время в компании Бледы. После смерти последнего Аттила отдал Зеркона в качестве подарка Аэцию, военачальнику западных римлян, который отослал назад Аспара. П. Фр. 8 (продолжение). Эдекон уговорил его приехать к Аттиле, чтобы вернуть супругу, которую он получил в жены в стране варваров, благодаря его влиянию, поскольку он был в милости у Бледы.
Зеркон оставил ее в Скифии, когда его отправили к Аэцию в качестве подарка от Аттилы. Однако он разочаровался в своей надежде, ибо Аттила рассердился, что тот вернулся в его страну. Во время пира он вышел вперед и своим видом, платьем, голосом и словами, которые произносил невнятно (ибо мешал язык гуннов и готов и язык латинян), смягчил всех, кроме Аттилы, и вызвал неудержимый смех.