Эпоха бессмертия (СИ)

Деятельность экспедиции описывается весьма фрагментарно. Возможно, и потому, что сам автор в тех краях никогда не был и потому сказать ему о Палестинской глубинке особенно нечего. Мы знаем лишь, что за месяц изматывающей и однообразной экспедиционной работы,ничего сенсационного обнаружить не удается. Участники бродят по Иерусалиму и другим городам, упоминающимся в Евангелиях, колесят по пустыне, осматривают оазисы, восстанавливая при помощи современной аппаратуры вокруг себя фрагменты жизни двухтысячелетней давности. Но в этом документальном кино нет никаких признаков "явления Христа народу": никто не ходит по воде, не оживляет мертвых, не возносится к небесам. Серая унылая жизнь античного захолустья, жара и скука утомляют участников поисков - людей большей частью немолодых. Только ученые-востоковеды с энтузиазмом пользуются появившейся возможностью проверить свои научные предположения, собрать материал для дальнейших исследователей. Впрочем, материал этот к прямой задаче экспедиции отношения не имеет.

Автор не развлекает нас видами древностей, не выхватывает бытовых сцен из тех времен, просто сухо констатирует, что Николаю Аристарховичу порядком приелась эта пыльная, иудейская экзотика. Наступил последний день эксперимента, и когда под вечер вымотавшийся Смурнов уже совсем было собрался возвращаться в кампус, где ожидали его кондиционер, чашечка кофе и приятная умная беседа с бывшим россиянином, а ныне американцем, остроумным циником Цоллером, в пределы видимости его таймвизера попалось небольшое селение. Будучи человеком дотошным, Смурнов повернул к нему. Зашел, как уже привык это делать, прямо через стену в крайний дом, привлекший его внимание толпой удивленных и встревоженных людей у входа, и увидал внутри группу из нескольких человек, расположившихся кружком и мирно беседующих. Один из них был, без сомнения, главным: все смотрели на него с благоговением и выслушивали его речи со вниманием...

Автор не томит читателей загадкой, он несколькими штрихами наводит нас на мысль, что это Иисус, вместе с тем, своего героя оставляя по этому поводу, если не в неведении, то в большом сомнении. Тот долго и мучительно сомневается и до конца книги так своих сомнений преодолеть и не сумел. Автор, описывая эту изматывающую внутреннюю работу, желает показать, как трудно преодолеть устоявшиеся атеистические стереотипы. А она начинается сразу же, как только перед глазами главного героя появляется Он. И недаром Николай Аристархович сразу же мысленно начинает называть его Учителем. Этот психологический прием, заключающийся в аккуратном, почти подсознательном камуфлировании, примененный Смурновым в первый же момент встречи, обозначает отправную точку его внутреннего смятения, окончание которого состоится, если состоится, уже за пределами сюжета произведения.

Себе он объясняет выбор этого обозначения тем, что окружающие человека, которого он назвал Учителем, люди поведением своим похожи на внимательных и благоговеющих учеников. Совершаемое в доме напоминает излечение, вернее само излечение, если оно и было, Николай Аристархович не застал. Он появился тогда, когда женщина, лежащая на ложе, уже приподнялась, и болезненное лицо ее покрылось румянцем. Однако по поведению окружающих, радостных и возбужденных, можно было понять, что произошло нечто неожиданное и приятное. А по тому, куда направлены были взгляды, становилось ясно, что причиной этой радости было нечто, связанное с Учителем. В общем-то, ничего такого, что можно было бы записать в отчет как явные доказательства чуда... Но, в то же время, все вторичные признаки чуда были налицо.

И здесь Смурнова вдруг смутило странное чувство, будто бы Учитель ощущает его присутствие. Это было невозможно, ибо его окружали фантомы, которые, хлопоча вокруг больной в тесной комнате, проходили сквозь него много раз. И хотя ничто этого его чувства не подтверждало - ни одного взгляда Учителем в его сторону не было брошено, - ему казалось, будто бы своим присутствием он стеснял этого благообразного человека. Николаю Аристарховичу стало не по себе. Робость охватила его. И тогда он приблизился к группе, не потому что в том была необходимость, а чтобы заставить себя преодолеть возникшее ощущение и протянул руку к учителю. Но дотронуться не успел, потому что тот вдруг обернулся к нему и посмотрел прямо в глаза. Фантом не мог смотреть так! Этот человек видел Смурнова! Он улыбался ему ласковой и ободряющей улыбкой. Николай Аристархович бросился вон с тяжело бьющимся сердцем, не решившись вложить перста в протянутую ему руку.