Эпоха бронзы Кавказа и Средней Азии

Известно, как остро стояли и как по-разному решались вопросы хронологизации Майкопского кургана и связанных с ним других памятников Северного Кавказа. Амплитуда колебания дат Майкопского кургана была весьма значительной — от IV до начала I тысячелетия до н. э. Собственно, все споры сводились в основном к тому, к какому времени — началу эпохи металла или предскифскому периоду — относятся этот и близкие ему в культурно-историческом отношении другие памятники Северного Кавказа. Убедительно доказав, что «большие кубанские курганы» во главе с Майкопским курганом характеризуют ранний этап эпохи металла, А.А. Иессен расчленил их на две хронологические группы, отражающие два последовательных этапа развития представленной ими культуры. Последняя, названная А.А. Иессеном раннекубанской культурой, была датирована им в пределах 2300–1700 лет до н. э. (Иессен А.А., 1950, с. 198). В дальнейшем А.А. Иессен несколько удревнил хронологию изучаемой культуры, установив ее в рамках 2500–2000 лет до н. э. Этой датировки майкопской культуры придерживались до недавнего времени многие исследователи бронзового века Северного Кавказа (Пиотровский Ю.Ю., 1991, с. 17).

Хронология майкопской культуры, к сожалению, остается до сих пор неразработанной. Для решения этой важной проблемы нам явно не хватает широко раскопанных и тщательно изученных погребальных, и особенно поселенческих комплексов, представленных со всего ареала майкопской культуры. До сих пор монографически не изданы ни сам Майкопский курган, ни такой широко обследованный бытовой памятник, как Мешоко. Среди исследованных в последнее время памятников большой интерес вызывает, несомненно, поселение Галюгаевское I на среднем Тереке, но небольшая часть его материалов введена в научный оборот лишь в самое последнее время (Кореневский С.Н., 1993).

Одной из существенных причин, затрудняющих решение проблемы хронологии раннебронзового века Северного Кавказа и отдельных групп его памятников, является отсутствие до сих пор сколько-нибудь значительной серии радиокарбонных дат для майкопской культуры. Поэтому в ряде случаев исследователи для хронологизации этой культуры были вынуждены привлекать С₁₄ даты, полученные, например, для раннего подкурганного погребения в Мильской степи в Закавказье (2530±120 лет до н. э.) или для погребений Устьджегутинского могильника (2090±60 лет до н. э.; 2160±60 лет до н. э.; 1950±60 лет до н. э.), которым непосредственно предшествуют там майкопские захоронения (Мунчаев Р.М., 1975, с. 335).

Считаю в данной связи необходимым отметить также следующее. При сопоставлении северокавказских материалов с ближневосточными, особенно когда это касается определения датировки памятников, следует помнить, что до сих пор не существует прочно установленной абсолютной хронологии для таких известных комплексов конца IV–III тысячелетия до н. э. Месопотамии, как поздний Урук, Джемджет Наср, Ниневия 5 и др. Оживленные споры между специалистами идут как по вопросам хронологизации, так и о том, представляют ли эти комплексы определенные культурно-исторические периоды или они отражают региональные особенности, выражающиеся, прежде всего, в керамике и ее орнаментации.

Несмотря на отмеченное, поиски надежных данных, позволяющих приблизить решение проблемы хронологии раннебронзового века Северного Кавказа в целом и отдельных его комплексов, в частности, постоянно велись и продолжаются. Об этом свидетельствует и прошедшая в 1990 г. дискуссия в журнале «Советская археология», и состоявшийся в 1991 г. в Новороссийске симпозиум по майкопской культуре. Хотя в известной степени прав и Ю.Ю. Пиотровский, считающий, что в настоящее время представляется невозможным определенно говорить о хронологических рамках майкопской культуры (Пиотровский Ю.Ю., 1991, с. 20), тем не менее, некоторые результаты в разработке этой важной проблемы имеются сейчас. Они касаются, прежде всего, датировки раннемайкопских комплексов.

Сравнительный анализ металла (с точки зрения состава), и особенно керамики раннемайкопских памятников, с одной стороны, и комплексов фазы Амук F в Сирии и соответствующих им в Анатолии и Ираке (Тепе Гавра XII–IX) — с другой, позволил наметить несомненную связь их между собой и тем самым значительно углубить нижние хронологические рамки майкопской культуры, по меньшей мере до конца IV тысячелетия до н. э. (Андреева М.В., 1977, с. 50–55).