Особого внимания заслуживает вопрос о причинах появления самой росписи на сосудах. Сам принцип красочного украшения сосудов известен на Кавказе по крайней мере с V–IV тысячелетий до н. э. (Кюльтепе, Аликемектепеси, Техут, Гинчи), когда местные гончары пытались подражать халфским и обеидским образцам (Мунчаев Р.М.
, 1975, рис. 11–13). В конце IV — начале III тысячелетия до н. э. на смену светлоглиняной посуде приходит чернолощеная, которая украшается росписью лишь в редчайших случаях (Озни, Квацхела, Шенгавит; Джапаридзе О.М., 1961). Логично думать, что едва теплившаяся в Закавказье традиция расписывать сосуды красками, носившая застойный характер в течение трех тысячелетий, не могла стимулировать столь внезапный и бурный расцвет подобного художественного производства. Расписные сосуды здесь появились, бесспорно, в результате усилившихся контактов с переднеазиатским миром, где роспись различных стилей и направлений господствовала не одно тысячелетие. Б.А. Куфтин вообще считал, что посуда кармирбердского типа представляет «совершенно своеобразную фацию расписной керамики Передней Азии, развившуюся в области контакта южномесопотамских и западных течений» (Куфтин Б.А., 1940, с. 7). Действительно, ряд орнаментальных мотивов на закавказских образцах перекликается с росписью сосудов Элама, Ирана и Месопотамии (Сузы, Тепе-Гавра и др.). Еще более близкие параллели дают сосуды Малой Азии (Алишар, Кюльтепе, Кесария), на которых постоянно встречаются волюты, сетки, прямоугольники, ромбы и др. Центром распространения расписной посуды в Малой Азии Ч. Барней считает область Малатьи, происхождение же ее объясняет проникновением в Восточную Анатолию западноанатолийского влияния (Burney С., 1958, p. 169). Носители КБК обитавшие в южной зоне Закавказья, находились в постоянных контактах с соседними странами. Высказано предположение и о вероятной инфильтрации сюда этнических групп из Малой Азии (Симонян А.Е., 1984б). Во всяком случае, картина передвижений в Передней и Малой Азии в конце III — первой половине II тысячелетия до н. э. допускает такую ситуацию (Дьяконов И.М., 1968, с. 7–45; История Древнего Востока, 1979, гл. X–XI, XV, XIX).Вместе с тем имеются все основания полагать, что в становлении КБК бесспорную роль сыграли и местные куро-аракские традиции. В этом плане заслуживает особого внимания керамический комплекс переходного от ранней к средней бронзе характера, найденный в погребении у с. Арагац и датирующийся последней третью III тысячелетия до н. э.[24]
Здесь, в «каменном ящике» находились четыре скелета и 12 сосудов: миниатюрные биконические горшочки, горшочки с тонким черепком и ангобированной поверхностью, одноручные кувшины с биконическим туловом и высокой шейкой, чаши и кружечка с маленькой полушарной ручкой (Мартиросян А.А., 1964, с. 42). Расписной посуды в могиле не было. Необычность сосудов сводится к сохранившимся от куро-аракской культуры традиционным элементом моделировки и орнаментации, которые позднее получили развитие в расписной керамике КБК. Их сочетание характеризует определенный тип местного гончарного производства, когда при сохранении признаков куро-аракской посуды (чернолощеная поверхность на розовой «подкладке», высокие шейки одноручных кувшинов, строение бортиков и узких донцев мелких сосудов, наличие ложных ручек) возникает ряд новых особенностей (почти полное исчезновение полушарных ручек и замена их дугообразными, изменение контура корпуса, упрощение резной орнаментации). Чернолощеную посуду КБК роднит с куро-аракской также принцип задымления поверхности с последующим ее лощением. Прием украшения куро-аракских сосудов лентой, состоящей из геометрических элементов, позднее мы находим на посуде КБК, хотя здесь он трансформируется в широкие фризы, охватывающие целиком весь корпус. Повторяются и другие мотивы — косые сетки, вписанные друг в друга углы, ряды треугольников. Таким образом, при детальном сопоставлении гончарной продукции последовательных культур впечатление о внезапности появления КБК несколько рассеивается.