Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого

Прояснить этническую природу «варягов», сражавшихся под началом Якуна у Листвена на стороне Ярослава, помогает древнерусский нумизматический материал, а именно «малые сребреники» Ярослава, отчеканенные, по-видимому, как раз для того, чтобы расплатиться с «варяжскими» наемниками[227]. Эти монеты интересны для нас по двум причинам. Во-первых, обращает на себя внимание география находок. Хотя сребреники Ярослава и рассеяны по всей Балтике, но основная их масса (около половины от общего числа) обнаружена на южнобалтийском побережье — в славянском Поморье, в том числе в землях вендов-ободритов^{236}

. А во-вторых, крайне любопытным выглядит изображение на лицевой стороне монет, совершенно необычное для древнерусской монетной чеканки конца X — первой трети XI в. На своих сребрениках, предназначенных для заморских «варягов», Ярослав распорядился «оживить» схематический родовой символ великих русских князей — так называемый «трезубец», или «знак Рюриковичей», — превратив его в падающего (со сложенными крыльями) сокола, который являлся священным символом ободритского племенного союза. Столь красноречивые материальные находки, разумеется, перевешивают малоубедительные филологические догадки относительно «норманнства» Якуна/Хакона, позволяя сделать вывод, что подавляющее большинство «варягов» Ярослава было набрано среди поморских славян, и лишь немногие из них, возможно, были шведами из числа спутников Ингигерд.

Битва при Листвене. Бегство войска князя Ярослава. Миниатюра Радзивилловской летописи

Итак, благодаря умелым и быстрым действиям Мстислава, Ярослав должен был принять сражение в невыгодных для себя условиях, при явном превосходстве сил противника. Проиграв Мстиславу в стратегическом плане, он уступил ему и как тактик. Мстислав чрезвычайно эффективно реализовал свое численное преимущество. Он поставил «в чело противу варягом» черниговское ополчение, а свою дружину расположил поодаль, на флангах («по крилома»). Чтобы скрыть от Ярослава эту особенность своего боевого построения, Мстислав дождался наступления темноты и только тогда подал сигнал к началу сражения. Между тем над полем битвы разразилась гроза: «И бывши нощи, бысть тьма, молонья и гром, и дождь»[228]

. В кромешной тьме, прорезаемой вспышками молний, «варяги» схватились с черниговцами и начали постепенно теснить их; в это время дружина Мстислава охватила Ярославову рать с флангов. «И бысть сеча силна, яко посветяше молонья, блещашеться оружье, и бе гроза велика и сеча силна и страшна». Теснимые со всех сторон, «варяги» в конце концов сломали строй и побежали. Для того чтобы вызвать у читателя впечатление полного разгрома «варягов», летописец (вернее, автор «Песни» о битве при Листвене) не приводит конкретные цифры потерь, а довольствуется одной художественной деталью: Якун, пишет он, потерял в суматохе отступления свой златотканый плащ («и Якун ту отбеже луды златое»). На рассвете Мстислав осмотрел поле битвы, заваленное телами черниговцев и «варягов», и произнес слова, которые Карамзин посчитал «недостойными доброго князя», но которые тем не менее отлично характеризуют «государственное» мышление дружинного вождя начала XI в.: «Кто сему не рад? Се лежит северянин, а се варяг, а дружина своя цела».

Разбитый Ярослав укрылся в Новгороде, а Якун увел остатки «варяжской» дружины «за море».

Городецкий мир 1026 г.

После всего происшедшего можно было бы ожидать очередного летописного сообщения о вокняжении победителя в Киеве, «на столе отьни». Вместо этого мы читаем поразительные строки: «И посла Мстислав по Ярослава, глаголя: «Сяди в своемь Кыеве: ты еси старейший брат, а мне буди си сторона».

Этим поступком Мстислав заслужил славу если не «доброго князя», то по крайней мере трезвого политика. Видя открытое нерасположение к себе со стороны «киян», он предпочел не превращать династический спор с Ярославом в войну на уничтожение, тем более что силы его противника отнюдь не были исчерпаны. Действительно, в 1026 г. Ярослав подошел к Киеву с сильным войском, состоявшим, вероятно, из новгородцев. Однако возобновления военных действий не последовало. Очевидно, сыграла свою роль всеобщая усталость от десятилетнего кровопролития.

Мир был заключен во время личной встречи Ярослава и Мстислава у Городца[229]. Стоявшие за спиной обоих князей дружины воочию удостоверяли, что здесь не победитель диктует свои условия побежденному, а равный разговаривает с равным. Стороны договорились о полюбовном разделе Русской земли «по Днепр»: Ярослав принимал под свою руку правобережье с Киевом, Волынью и Новгородскую землю, Мстислав становился князем всего левого берега — Черниговской, Переяславской, Радимичской, Вятичской и предположительно Ростово-Суздальской земель[230].