Христианские церкви возникали на месте прежних святилищ, ибо благоговейная тяга новообращенных к «святым местам» своих предков была неистребима. По свидетельству Повести временных лет, Владимир «повеле рубити церкви и поставляти по местом, идеже стояху кумиры. И постави церковь святого Василия на холме, идеже стояще Перун и прочий, идеже творяху потребы [жертвоприношения] князь и людье».
Вступая в конкурентную борьбу с языческим прошлым, Церковь старалась затмить языческий культ великолепием своих храмов и торжественной пышностью христианской литургии[121]
. Никогда еще красота не обладала такой силой аргументации, как в эпоху Средневековья; она спасала мир в буквальном смысле слова. Вот почему мотивы эстетического превосходства христианства так сильны в произведениях древнерусской литературы. «Не вемы, на небесех ли есмы были, или на земли, — говорят в летописи Владимировы послы, побывавшие на богослужении в Царьграде, — несть бо на земли таковаго вида, или красоты такия, недоумеем бо сказати… Мы убо не можем забыти тоя красоты». Митрополит Иларион ставит Владимиру в особую заслугу то, что он «…весь клирос украсиша и в лепоте одеша святые церкви», чем неизмеримо увеличил притягательность новой религии: «мужи и жены, и малые и велиции — все людие исполнише [наполнили] святые церкви». Дни освящения храмов отмечались всенародными торжествами — с пирами, раздачей милостыни и проч.Христианское храмоздательство преобразовывало весь образный строй городского пространства. В глазах новообращенного христианина город и храм составляли некое единство, сакральную территорию, отмежеванную мощными укреплениями от хаоса языческих лесов и степей. Замкнутое пространство города, с храмом как его средоточием, с княжеским замком — местопребыванием светских и церковных властей, становилось отныне обителью верных, огражденной от внешней тьмы, земным воплощением Дома Премудрости Божией{131}
.Вместе с Владимиром храмовым строительством занималась и его византийская жена, царевна Анна. По сведениям Яхьи, «она построила многие церкви в стране русов». Вероятно, под ее покровительством были основаны также первые монастырские обители: «Монастыреве на горах сташа, черноризьци явишася» («Слово о законе и благодати» митрополита Илариона).
Церковный устав князя Владимира
Поставленное в новое для него положение государственной религии, русское христианство настоятельно нуждалось в юридическом оформлении своих отношений с обществом, которому оно предлагало новые законы и новую мораль, и с властью, чьим сотрудником, а нередко даже и наставником оно притязало быть. С этой целью Владимир издал церковный устав — первый памятник русского церковного права, призванный очертить законодательно область деятельности Церкви по устроению общества и поддержанию государственного порядка. Древнейший из его списков датируется концом XIII в., но в летописи есть почти прямое указание на время создания этого документа. Помещенный под 996 г. рассказ о том, как Владимир назначил десятину на содержание собора Успения Богородицы, подтвердив свой дар клятвенным завещанием, завершается словами: «…и положи написав клятву в церкви сей». Между тем устав Владимира именно и открывается статьей о десятине, а в заключение грозит вечным проклятием тем, кто «пообидит» его установления.
Общим образцом для церковного устава Владимира послужили греческие Номоканоны, или Кормчие книги — кодексы святоотеческих, императорских, патриарших и соборных узаконений, касающихся Церкви. В то время в ходу было два таких сборника церковных законов: Номоканон антиохийского адвоката Иоанна Схоластика (VI в.) и так называемый Номоканон в XIV титулах, окончательная редакция которого приписывалась патриарху Фотию (60—80-е гг. IX в.). Оба Номоканона были переведены на славянский язык: первый, как полагают, самим славянским первоучителем Мефодием, второй — его болгарскими учениками, еще до Фотиевой редакции{132}
.