Эпоха героев и перегретого пара

- Потому что нет войны, Иван Фёдорович. Годков-то вам сколько?

- Пятьдесят семь. На двенадцать старше вас.

- А Ермолову, который в фаворе, шестьдесят шесть. Он в Госсовете, стало быть - в почётной отставке. Других заслуженных полководцев в России просто нет. Так что, случись серьёзная заваруха, регент и Дума живо о вас вспомнят, призовут как Кутузова император Александр.

- Доживу ли, - Паскевич с долей уныния во взоре глянул на дальний берег Сожа. Как ни роскошно здесь, старый вояка не хотел до могилы созерцать гомельские пейзажи. - Расскажите свою одиссею, Александр Павлович.

- Извольте. В двух словах трудно. Татары подобрали меня без памяти на месте десанта, приняв за британского офицера-наёмника Джонатана Чипмена. В Кефе пришёл я в себя, догадавшись, что до поры лучше оставаться англичанином, нежели признаться в истинном имени и звании. Болел долго, пустую глазницу немилосердно жгло. Думал, начался антонов огонь, но Бог миловал, зажило всё со временем. Турки и татары злобствовали весьма; не могли смириться с утратой Крыма, понимая, что это надолго.

- Хочется верить, что навсегда, - вставил князь. - Неужто жертвы напрасны?

- Моё русское происхождение вскрылось в Константинополе. Некий англичанин лейтенант Гладстон, хорошо знавший Чипмена, сумел вывести меня на чистую воду и с преспокойной душой отдал османам на съедение.

- Христианин? - изумился Паскевич.

- А то как же. Ужасы следующих лет и описывать не буду. Тело покрыто рубцами изряднее чем лицо. Жизнь стала чуть легче, когда меня продали на юг Анатолии, к одному бею, желающему для сыновей европейского образования. Мне же поставил условие: принять ислам.

Фельдмаршал с ужасом и недоверием глянул на странную шапку Строганова. Неужели? Крещение иудеев или магометян в православие встречается, хоть и редкость это, а наоборот...

- Я не скажу, что отрёкся от Христа. Чтение Корана на многое мне открыло глаза. Мусульмане верят в Бога единственного, ничем не отличного от нашего Бога-отца. Исса, как они произносят имя Иисуса, у них в числе почитаемых. Оттого понял я, что нету разных богов у народов, есть разное постижение божественной сущности.

- Странные вещи вы говорите. Под знаменем Пророка и с Кораном в руках они стремятся изничтожить христиан!

- Жаждут войны и захватов их султаны, шахи, белербеи. Народ турецкий - послушное стадо, ислам прибавляет ему покорности. В общем, как истый мусульманин, я отправился в хадж по святым местам, включая Иерусалим. Оттуда в Газу, где смог сесть на английское судно, идущее на острова. Думал, в Лондоне найду того лейтенанта Гладстона, памятного по Константинополю. Увы! При скудости средств, что были в наличии, за месяц я лишь узнал, что в метрополии его нет. Куда делся подлец, мне не ведомо. Наконец, встретил моряков из 'Скоттиш стимшипс', они помогли вернуться. Инкогнито до поры до времени не раскрывал, а когда увидел номер 'Московских ведомостей' со светской хроникой, понял - и в дальнейшем не буду. Сознавал, спору нет, что Юлия Осиповна может считать меня погибшим и быть свободной в деяниях. Но ваш марьяж меня потряс, возмутил, не буду скрывать! - Строганов вздохнул, усмиряя вновь поднимающееся волнение души. - Однако от Одессы быстро только до Киева, по железной дороге. Дальше до Гомеля - на перекладных. Охолонул, успокоился и решил не портить вам жизнь.

- Благородно, Александр Павлович. Но... Как, по-вашему, я должен себя чувствовать в опочивальне с супругой боевого товарища?

- Бросьте, фельдмаршал. Я знаю, вы не из легковесных ловеласов, однако многие, особенно по молодости, без малейших угрызений совести навещают будуары и альковы замужних дам. Вы же - без злого умысла. Пути Господни неисповедимы, но, думаю, Бог вас простит.

Иван Фёдорович обхватил голову руками.

- Всё равно - грех. И о нём даже на исповеди признаться нельзя, разве что на смертном одре. Юлия почувствует, что от неё скрываю важное. Граф, скажите, где вы остановились? Впрочем, поселитесь-ка в меблированных комнатах, адрес я вам дам. Возьмите тысячу, сами понимаете, полмиллиона за день и даже за неделю не соберу. И документы - дело решаемое, однако же не минутное.

Пришло время расстаться. Строганов помедлил, потом с чувством пожал руку Паскевичу.

- Рад, что не разочаровался в вас, князь. Хотя очень трудно разговаривать с мужчиной, делящим ложе с моей женой. Вы - достойный человек.

- Как же иначе возможно, Александр Павлович?

- Очень даже возможно, сохраняя благостную мину и утончённые манеры. Английский джентльмен вроде того же Гладстона наверняка попытался бы убить меня, обезопасив свои деньги и семью. Просто бизнес, ничего постыдного, и после сделанного не забыть выпить пятичасовой чай с молоком - five o'clock. Такие вот они христиане, не считают рождённых вне их проклятого острова достойными человеческого отношения. Всего доброго, Иван Фёдорович.

Строганов первый поднялся и ушёл, а Паскевич со стыдом признался себе, что у него мелькала подленькая мыслишка... Нет, конечно, не об убийстве графа. Скорее - лучше бы тот действительно оставался в покойниках.