Эпоха гонений на христиан и утверждение христианства в греко-римском мире при Константине Великом

Каково было положение Церкви при Коммоде, это, по суждению Обэ, хорошо показывает история Каллиста, которую французский ученый рассказывает очень подробно, но мы, передавая содержание исследования этого автора, ограничимся лишь немногими чертами. История суда над Каллистом в высшем магистрате Рима есть, замечает Обэ, прямое и определенное свидетельство того нового духа, который одушевляет высшие сферы и служит выражением толерантности, в то время обнаружившейся. Рассказ указанного эпизода в"Философуменах"заключает в себе много путаницы и бессвязицы. Во всяком случае, не может подлежать сомнению, что Каллист был схвачен иудеями, представлен на суд префекта римского Фусциана, обвинен как лицо, виновное в нарушении порядка при богослужении, совершавшемся в силу законного права; при этом обвиняющие, кстати, приплетали и то, что Каллист был христианин. Префект Фусциан разбирает дело Каллиста, присуждает его к ссылке в Сардинию как нарушителя порядка при отправлении иудеями своего культа, но вопрос о том, что Каллист христианин, оставляется префектом без внимания. Значит ли это, что в это время не имел силы закон (Траяна), грозный для христиан, привлекавший этих последних к ответственности, как скоро их принадлежность к этой новой религии прочно засвидетельствована? Нет, закон этот действовал. Карпофор, присутствовавший на суде, стараясь почему‑то выставить Каллиста ложным или мнимым христианином (быть может, с целью защитить его или же с целью охранить славу христианства; в последнем случае, заявляя о мнимом христианстве Каллиста, Карпофор тем хотел дать знать, что такого рода преступником, как обвиняемый, христианин не бывает), говорил, что Каллист выдавал себя за христианина, потому что искал смерти. Из этих слов Карпофора открывается, что в то время принадлежность к христианству почиталась законами заслуживающей смертной казни. То же самое можно доказать и на основании некоторых актов мученических. И однако же, Фусциан не обращает никакого внимания на такое обвинение Каллиста в принадлежности к христианству. Это префект, без сомнения, знал, как смотрят на христианство при дворе, благодаря Марции, и не хочет возбуждать преследования против Каллиста за то, что этот последний был христианином. Обвиняемый осужден лишь за буйство, произведенное им в синагоге. Фусциан был человеком очень строгих правил, сурового нрава; почему от него можно было бы ожидать самого строгого наказания Каллисту, который, кроме буйства, еще обвинялся в принадлежности к запрещенному религиозному обществу. Однако этого не случилось. Причиной этого должно считать то, что еще раньше посольства Гиацинта в Сардинию он уже знал, куда клонятся симпатии Марции. Без этого предположения трудно понять снисходительное отношение префекта к Каллисту.

Влияние Марции, естественно, больше чувствовалось и выражалось в действии в Риме, чем в отдаленных провинциях Империи, замечает Обэ, имея в виду разъяснить, какими последствиями сопровождалось расположение Марции к христианству в отношении общего положения христиан. Нет никакого основания утверждать, чтобы благодетельные меры, какими ознаменовала себя Марция касательно христиан в Сардинии, имели широкое применение. Однако же в те времена даже самые незначительные обнаружения известного рода расположения повелителя Империи (а Марция действовала от лица Коммода) получали значение закона, и административные лица обыкновенно сообразовались с этим влиянием. Слухи должны были далеко разнести известие об амнистии, какую получили христиане, сосланные в Сардинию. Сделались известны симпатии Марции и готовность Коммода следовать этим симпатиям. А если так, то правители провинций сейчас же должны были показать свое усердие в том же направлении. И действительно, двое проконсулов африканских при Коммоде, Цинций Север и Веспроний Кандид, по свидетельству Тертуллиана, заявляли себя такой толерантностью к христианам, что оставались глухи для обвинений, направленных против христиан, и помогали им выходить из суда чистыми и безнаказанными. Трудно понять, почему эти африканские проконсулы относились так благосклонно к христианам, если не допустить, что подобным поведением они хотели сделать угодное всемогущей Марции. Итак, толерантность, какой пользовалась Церковь в царствование Коммода, по замечанию Обэ, служит подтверждением взглядов, раскрытых им, и является новым доказательством принадлежности Марции к христианству.