Читаем Эпоха и Я. Хроники хулигана полностью

Эпоха и Я. Хроники хулигана

Особенно в дуалистичном Кутаиси, куражисто-молодом и старчески пуританском одновременно.

…Где я хотел бы умереть, когда Час придет.

Эпилог

Мне голос был, он прошипел: «Живешь?!»

Я голосом своим – в ответ: «А что ты ждешь, беззубая карга?»

Живу, увлекаюсь, часто слушаю глупые песни и любуюсь кошками, читаю странные (умные) книжки, абстракционистов не люблю и пидарасов не люблю; я так давно уже живу, что старше, похоже, только Михаил Муромов.

Я – тот, кто не впал в разложение, уцелел после наноапрейда. Я – грузинский Андрей Державин с грузинским мадригалом «Забудь обо мне». Я невозможный околомузыкальный критик, любящий Кристину Орбакайте. Я человек невеликий и выдающийся в разное время суток, святоша и кретин с разными людьми, Перельман и аутист, вот кто я.

Я взрывник, я взрываю здания «Крайслера» по всему миру, я поджигаю людские сердца посредством трассирующего глагола; я осторожен со шлюхами, немало времени провожу у окна; когда утром я плачу по родителям и по Айзеншпису, я с ужасом понимаю, что это лучшая часть моего дня; я тот, кто знает, что Парфенов великий, но пошлую х**ню изрыгнул о ТВ.

Я известен своей снайперской реакцией, вы только всучите мне микрофон и подайте реплику: я отзовусь немедля!

Я буду стараться каждый день, дабы избежать адского пламени, хотя отчетливо понимаю, что не избегу.

Но пока до страны кипящих котлов далече, покуда я числюсь шоуменом международного класса, я должен успеть кое-что.

Кое-что исполинское.

Довести до больницы врагов, которые, разумеется, хотели того же в рассуждении меня, но я, натурально, опережу их; в моем колчане сотня отравленных стрел.

Пусть эта книжка породит в вас хотя бы временный каприз побыть хорошими людьми, радующимися и дождику, и солнышку, научит ценить даже улыбку киоскерши и репортажи с Байконура, натренирует слух и зрение.

Пусть вас потрясет плотная фактура слова, побуждающая к тщательной организации интеллектуального пространства.

И обрадует отсутствие многозначительной метафизической трепотни хотя бы в книге упрямой до вздорности личности, напирающей на «Я».

Читайте эту местами манерную публицистику с придыханием и ждите украшений в виде внезапных оазисов чистоты и ясности.

Я приватизировал все своими интерпретациями, и эти интерпретации, судя по успеху книги «Я», интересны всем, даже С. Садальскому.

Я никогда не позволяю никому внушать мне мысль, что жизнь – это кладбище возможностей, мусорная свалка, судьба неутолима и тэ дэ. Я всегда протестовал против обреченности.

Я в черные дни плакал, но на колени – никогда! Мне везло с людьми, с красавицами; я был полон дерьма, но избыл пороки. Можно сказать, что я чистый помыслами человек… в шесть утра: пока вы не начнете звонить.

На ризы мужского идеала я не претендую.

М. Я. недолго меня терпела, но я отмщу ей за изгнание байкой Шона Отаровича Пенна: «Я аж восемь дней был женат на Ней, и Первую неделю все было просто отлично».

…И я никогда не пасовал при столкновении с дистиллированным, но от того не менее смердящим быдлом.

В моей лихости, возможно, больше боли, чем под застегнутыми рубахами «правильных людей», зависающих от интеллектуальной беспомощности в межсуточном пространстве.

Безумный умный сын потрясающих родителей, вот WHO I AM.