Эпоха крестовых походов

Воцарение династии Палеологов.Плоды его трудов суждено было пожать не его сыну, Феодору Ласкарису, а узурпатору, захватившему престол после смерти последнего. Будучи замешан в интригах против Феодора Ласкариса, честолюбивый Михаил Палеолог сумел оправдаться. Затем, когда Феодор умер (1258), оставив одного 8-летнего сына, Иоанна Ласкариса, Михаил возмутил латинских наемников, которыми он командовал в качестве коннетабля. Опекун юного императора, Музалон, был оторван от алтаря и разрезан на такие мелкие части, что их пришлось собирать в мешок, чтобы похоронить. Михаил сделался опекуном, а затем и соправителем императора; на вычеканенных им монетах он изображен с ребенком-императором на руках. Однако, венчаясь на царство в Никее (1259), он не счел нужным короновать и своего питомца. Когда позднее, взяв Константинополь, он вторично короновался в храме св. Софии, о внуке Ватациса уже не было и речи.

Михаил VIII.Михаил Палеолог, по крайней мере, искупал свое честолюбие замечательными военными способностями и необыкновенно искусной, истинно национальной политикой. Когда к нему явились послы Балдуина II с просьбой вернуть Фессалонику, он ответил, что не оставит им и Константинополя. Он прибавил: «Если латиняне хотят и впредь жить в нем, пусть они платят мне дань». Разбив при Пелагонии эпиротов и морейских франков (1258), он заставил Гильома Ахейского выдать ему важнейшие из его крепостей. Затем он лично отправился во Фракию, взял Селимбрию и осадил Галату. Успехи татаро-монголов в Малой Азии заставили его вернуться туда и заключить с латинянами перемирие на один год. Государство сельджуков, служившее оградой Греческой империи с востока, было разрушено; иконийский султан Рокн эд-Дин явился со своим гаремом искать убежища в Никее. Михаил оказал побежденному радушный прием, чем приобрел славу великодушного человека; втайне он вел переговоры с победителем и сумел отвратить нашествие.

Взятие Константинополя греками (1261).Так как Константин Тех, один из последних царей Болгарии, отказался признать Михаила, то Михаил послал во Фракию цезаря Алексея Стратегопула. Срок перемирия с латинянами еще не окончился, поэтому Стратегопул, проходя близ Константинополя, мог только навести справки о положении дел в столице. Он вел с собой только 800 всадников и небольшое пехотное войско, но лишь только он высадился в Галлиполи, как к нему присоединилось 20–25 тысяч греческих и куманс-ких добровольцев. Они сообщили ему, что весь венецианский и французский гарнизон Византии отплыл за 40 миль оттуда к черноморскому берегу с целью завоевать Дафнусий. Его разведчики, приблизившись под прикрытием ночи к столице, встретили в поле крестьянина. Они спросили его, как он мог выйти из города, когда ворота заперты. Он ответил, что его дом стоит близ стены и имеет подземный ход наружу. Цезарь, не решаясь брать на себя ответственность такого важного предприятия, медлил воспользоваться этим благоприятным случаем. Наконец, он отобрал пятьдесят смельчаков и велел им спуститься ночью в подземный ход. Проникнув в город, они топорами разбили одни из ворот и впустили остальное войско, которое разбудило жителей криками: «Победа императорам Михаилу и Иоанну!» Греческое население тотчас перешло на сторону цезаря; немногие латиняне, пытавшиеся оказать сопротивление, были перебиты. Балдуин II, живший тогда во Влахернском дворце, едва успел сесть в лодку; он забыл даже императорские инсигнии, которые и были отнесены к цезарю. Латинский флот, узнав о происшедшем, изо всех сил спешил от Дафнусия к столице: находившиеся на нем 6 тысяч воинов превосходили небольшую армию цезаря не только числом, но и мужеством. Ввиду этого греки подожгли кварталы, обитаемые латинянами, надеясь, что даф-нусская армия бросится спасать погорельцев. Эта хитрость удалась, и латиняне, которым больше нечего было защищать в Византии, не хотели подвергнуться опасности сомнительной битвы.