Эпоха мечей

Теперь счет шел на секунды, а результаты зависели от множества причин, следствием которых будет простой и жестокий выбор между жизнью и смертью. Как быстро способен соображать капитан Джожайя и что он решит делать, если предположить, что он мыслит по-настоящему стремительно? Будет ли он стрелять по своим? Выдержит ли конструкция «Чуу» те запредельные нагрузки, которые он сейчас испытывает? Не рухнет ли энергетика яхты раньше, чем она достигнет атмосферы? Много вопросов без ответов, слишком много для одного перегруженного непомерным напряжением мозга.

Это были очень длинные, долгие секунды, каждая из которых была для Лики отрезком времени, способным вместить целую жизнь и в то же время стать последним в ее жизни. Но боги империи и ее родной земной Бог были с ней. «Атр» огня не открыл, а «Чуу» не успел развалиться настолько, чтобы погубить такой красивый замысел.

«252».

«Чуу» вошел в границы атмосферы.

– Сброс! – скомандовала Лика, выбрасывая с гибнущей яхты, как сеятель семена, транспортные челноки, аварийные буи, сигнальные ракеты и множество других, в том числе и смертельно опасных, предметов, вроде ракет средней и малой дальности, с выставленным в качестве мишени имперским крейсером. За считанные мгновения в локальной зоне вхождения «Чуу» в атмосферу Той’йт возник хаос из множества стремительно перемещающихся во всех возможных направлениях целей. Разваливающаяся на ходу яхта лишь добавила к этому ужасу навигаторов еще несколько завершающих штрихов.

«Прощайте, милые!»

– Удачи всем! – крикнула Лика вдогонку уходящим в неизвестность людям, и в этот момент створки внешних ворот сорвало подрывом аварийных зарядов, и реактивный ускоритель с огромной силой, пробившей даже защиту салона, толкнул ее бот куда-то в глубину ревущей и взрывающейся атмосферы Той’йт.

Глава 7. Одна

«Ну что ты, милая, что? – Макс, ее замечательный Макс, самый лучший и самый желанный мужчина в ее жизни, с улыбкой шагнул к Лике, обнял за плечи и прижал к своей широкой груди. – Я с тобой».

«Ты со мной, я с тобой…»

Такие слова, произнесенные таким голосом, способны свести с ума. И даже то, что его объятие – «Боже, какие у тебя сильные руки!» – причиняет боль, пустяки. И боль уже не боль, а сладкая нега, и дыхание сбилось не оттого, что он ее так сжал, а от счастья.

«Умирать не страшно, – сказал Макс, обнимая ее еще сильнее, как будто хотел втиснуть в себя, слиться с ней, стать одним целым. – Вот увидишь!»

«Увижу, конечно, увижу, славный мой Макс, сильный мой Макс, Макс, который всегда прав». Вот если бы он еще ее поцеловал…

И он поцеловал ее в губы, и дыхание прервалось окончательно. Но что за нужда дышать, когда его серые глаза заглядывают прямо в сердце, как будто говоря: все будет хорошо.

Все будет хорошо…

Но нет, ничего уже не будет хорошо, потому что это не Макс сжимает ее в своих объятиях, а смерть. А смерть – это полное и окончательное завершение всего и ее личного времени тоже. Впрочем, ей это было уже неважно. У Лики не было сил даже на сожаления. Она растратила их все без остатка, пока была еще способна на борьбу. А теперь не было сил, не было желаний, и воли совершить что-нибудь еще не было тоже.

«Бессмысленное трепыхание лишь умножает энтропию Вселенной».

Кто сказал?

«Неважно».

Макс оказался прав: умирать было нестрашно. Ее страх умер раньше ее.

«Прости, Макс…»

Апатия уже почти справилась с ней, уводя, как дантовский Вергилий, в бесконечный лабиринт забвения, но имя Макса заставило встрепенуться усталое сердце.

«Макс…»

Чаще забилась загнанная птица в груди, и сквозь туман умирания ударил яркий свет жестоких, как сама жизнь, но жизнь же и означавших фактов. Первой пришла боль. Она окатила Лику волной крутого кипятка, заставив вздрогнуть и застонать. А потом Лика ощутила свое пересохшее горло и горечь густой вязкой слюны, скопившейся во рту. Стон сорвался с губ и тут же вернулся обратно, отразившись от лобовой брони ее шлема. И тогда к ней вернулось зрение. В клубившейся перед глазами мгле расплывалось задавленное какой-то мутью изумрудное сияние. Еще не понимая, что означает этот размытый огонек, но уже возвращаясь в себя, обретая сознание, Лика несколько раз моргнула, пытаясь прояснить зрение. Взгляд ее действительно прояснился, но одновременно она поняла, что левое веко почти неподвижно, наполовину закрывая слезящийся глаз.

«Что за…»

Но думать о том, что это означает, не было времени, потому что ударом молнии пришло понимание: «Кислород!»

Изумрудный огонек в нижней левой четверти лицевого щитка был сигналом системы жизнеобеспечения и означал он, что регенератор дыхательной смеси вышел из строя. Почему? Как это возможно? Хорошие вопросы, но не тогда, когда счет идет на секунды, на те секунды, покуда в ее крови еще остается хоть какое-то количество кислорода. Впрочем, с Маской…

«Господи!»