Эпоха мечей

Проводив Кержака в гостиную и усадив его в кресло у журнального столика, Катя и Ира исчезли, и с Игорем Ивановичем осталась одна только Клава. Судя по звукам, доносившимся из кухни, находившейся по другую сторону длинного коридора, дамы взялись собирать завтрак. Впрочем, слух уловил и приглушенный мужской голос, но обладателя этого голоса представлять Игорю Ивановичу не спешили.

«Ну нет, значит, нет, – решил Кержак. – Захотят, представят, а не захотят… не захотят, не представят».

– А вы, Клава, откуда родом будете? – спросил он.

Кержак обратил внимание, что в комнате имелось как минимум три пепельницы, и во всех трех наличествовали окурки. Так что изображать интеллигента и спрашивать, можно ли закурить, он не стал.

– С Кубани, – спокойно ответила женщина.

Войдя в квартиру, Клава сбросила тонкий кожаный плащик и осталась в облегающих черных штанах и тонком свитерке того же аспидно-черного цвета. На ногах у нее были сапожки незнакомого Кержаку фасона, впрочем, в этих делах он ориентировался не ахти как. Зато в драгоценностях Игорь Иванович толк знал и сразу же отметил, что надетые на Клаву камешки тянут на целое состояние. Не рядовые безделушки украшали незаурядное тело этой кубанской казачки.

– Казачка, значит, – кивнул Кержак.

– Да нет, – улыбнулась Клава, показав два ряда ослепительно белых зубов. – Я русская.

– А казаки, что ж, не русские? – удивился Игорь Иванович.

– Казаки, Игорь Иванович, – наставительно сказала Клава, – они казаки и есть. А я русская. Была… – добавила она после секундной паузы, как если бы обдумала сказанное и пришла к выводу, что есть нечто, что следует уточнить.

Вот это была вздернуло расслабившегося было Кержака, как доза боевого стимулятора.

– И давно быть перестали? – как можно более небрежно спросил он.

Но Клаву вопрос не удивил и не смутил.

– Давно, – равнодушно повела она плечами. – Лет с полста будет как.

«То есть как?» – хотел спросить Кержак, но не спросил.

Перед ним в кресле напротив, – так близко, что протяни руку и дотронешься, – сидела молодая, максимум лет тридцати от роду, ухоженная красавица с черными как смоль волосами, темными миндалевидными глазами и точеными чертами лица. То есть сидела перед ним вылитая Шемаханская царица или царица, скажем, иудейская, если, конечно, у иудеев были свои царицы, но в любом случае царица, украшения которой как раз царицам и впору, благоухала какими-то дорогими духами, и эти вот изящного рисунка губы – полные жизни, между прочим, – только что произнесли фразу, смысл которой при любой интерпретации был более чем странен. Мягко говоря.

– И что же, если не секрет, случилось пятьдесят лет назад?

– Вы, Игорь Иванович, с какого года в Конторе? – вопросом на вопрос ответила Клава.

– С шестидесятого, – почему-то искренне ответил Кержак, чувствуя, как пересыхает его рот.

– Ну тогда вы этой истории не знаете, – раздумчиво сказала Клава. – Хотя… Фамилия Чертков вам что-нибудь говорит?

– Георгий Борисович? – холодея, спросил Кержак, который эту, именно эту конкретную историю, по случаю, знал.

– Да, – кивнула как ни в чем не бывало Клава. – Георгий Борисович. Мне говорили, он застрелился в пятьдесят девятом?

– Застрелился, – как эхо, повторил за ней Кержак, уже зная, что за этим последует, вернее, предчувствуя и боясь услышать то, что ему, вероятно, предстояло услышать. – Вы…

– Я, – снова кивнула Клава.

– Вы капитан Фролова? – У Кержака поплыла перед глазами комната, хотя он и полагал, по самонадеянности, наверное, что уже принял предложенные ему «правила игры».

– Бывшая капитан, – уточнила Клава.

И в этот момент в комнату вернулись Катя и Ира.

Кержак взглянул на сервировочный столик, который вкатила в комнату Ира – он видел сейчас все, как сквозь воду, – отметил, что кроме тарелочек и вазочек с закусками имелись там и несколько бутылок, и решил, что семь бед один ответ и что двум смертям не бывать, а одной не миновать.

– Катя, – сказал он. – Вы бы меня уж познакомили со всеми.

– Как скажете, – усмехнулась Катя, на лице которой появилось какое-то – «предвкушающее», что ли, – выражение. – А не страшно?

– Не страшно, – ответил Кержак. Он был искренен.

– Миша! – позвала Катя. – Иди сюда. Игорь Иванович хочет с тобой познакомиться.

Скрипнули половицы, и в комнату вошел высокий широкоплечий блондин. В следующее мгновение Кержак, зрение которого наконец прояснилось, понял, что показалось ему не так при первом взгляде на Мишу.