Эпоха Мертворожденных

"Взводный-раз", такие вещи – в лет хватает. Пока Салам, соображая "чего бы это – значило?", клонится вперед, Юра дергает рукой в сторону одного, стоящего позади Сявы "мышонка" и тут же мелькнув, невесть откуда вынырнувшей саперной лопаткой, падает на полный присяд. Вместе с ним, гильотиной, на стоптанный кед правой ноги, рушится и стремительный пятиугольник. Сява, нагребая полную грудь, рвёт в растяге побелевшие губы, выкатывает, моментально опустевшие, молочные глаза и, задыхаясь криком, валится на руки "мышатам". Полуотрубленный резиновый нос тапка на инстинктивно задранной ноге свешивается вниз, криво перегибается и роняет из сочащей красным прорехи три, похожих на раскормленных опарыша, пальца.

– Пидорасы всей страны знать кайло в лицо должны! – вдруг выдает Антоша. Мои архаровцы в голос хмыкают. Чем досадил этот отставной урка их командиру они даже не догадываются… Да и, по-хорошему, не хотят знать. Раз спустил свою псарню, значит знает – "за что". Заработал, видать, чувачок – на всю катушку…

– Ты не ссы! Мы тебя, еблан ушатый, в цинковый гандон – мигом пристроим. Даже помучаться, как следует не успеешь, тварь… Как те – помнишь?! Беженцы! Из кого ты души вынимал. Вспоминай теперь, падаль?!

В полуобморочном состоянии пойманный обводит округу ополоумевшим, слепым взглядом. Наверняка, нас видит да только до сознания картинка вряд ли доходит. Не иначе, Юра перестарался… а может и притворяется, урод.

Из движения по правую руку гремит начальственный окрик:

– Что здесь происходит?!

Поворачиваюсь. Еще более запыленный чем, добровольцы, незнакомый мужик моих лет с зелеными звездами майора на замызганной полевой форме. В тридцати метрах за ним, у обочины, стоит джип неузнаваемой марки, со срезанным автогеном верхом. Где-то я его видел, но где – не припомню.

– Мародера казним, а что?

– Отвечайте как положено! – рявкает металлом майор… – Встать! Представиться! Доложить по форме!

Красавец! Или – дебил, из новеньких. У него два человека в машине… У меня – тридцать. В нынешнее время, под шумок, можно и под чужую раздачу попасть… Легко!

– Если кратко, майор, то пошел ты – на хер! И быстро, пока я – добрый! Хочешь разговаривать – выключи, к ебеням собачьим, свое "рэ" и сам – представься; а то мы штабных – не дюже жалуем… – повернулся к держащим Сяву "мышатам": – Вы, пока, ордена у него поснимайте… не-ча тут "ходками" понтоваться!

Пацаны в миг загнули жертву раком и замелькали саперными лопатками. На асфальт окровавлено брызнули бледные столбики с размытыми синими основаниями.

Наш суровый микро-генерал до этого, видимо, ни разу не присутствовавший при экспресс-допросах, почти незаметно побледнел и, отдав честь, сменил тон:

– Начальник боевого планирования Лисичанской бригады, майор Помясов…

Ни фига себе! Зам самого Новохатьки – начштаба у Колидия… Почему я его не знаю?! Ладно… Немного подтянувшись, буркнул в ответ:

– Деркулов…

– Что происходит? – он даже бровью не повел. Какой, парняга. А?! Умеют же иногда старшие товарищи лица не терять в любых обстоятельствах. Прибавил, в ответ, чуток тепла в голосе:

– Поймали старого знакомого. Год бегал. Главарь приграничных отморозков.

– Кирилл Аркадьевич. У нас сейчас другие…

– В курсе… – перебил я… – Но мы его – забираем. Тема – закрыта. Да и, по-любому, майор: на кой вам нужен боец без пальцев?

Дальше можно и не разговаривать. Он понимает, что решительно не в состоянии ничего предпринять; даже испугать меня – нечем: я для него абсолютный форс-мажор. Мне же этот товарищ – вообще побоку. Хоть – здравствуй, хоть – в рыло. Был бы не из людей Богданыча – уже бы по морде схлопотал. Вон – Салам рядом набычился… этот этикеты разводить вообще не умеет.

– Предупреждаю, сразу – я буду вынужден доложить о вашем самоуправстве вышестоящему командованию.

– Флаг в руки! – и развернувшись к своим, скомандовал: – Повесить суку! – достала вся эта ботва, столько слов на одного выблядка!

Далеко ходить не надо – с двух сторон посадка. Но и сухой ветки – слишком много для такой мрази. Прямо напротив нас – убитый короб когда-то синей будки – бывший пост ГАИ на городском въезде. Сварганить удавку из ржавого обрывка троса – минутное дело.

Приговоренный, поскуливая, зажимается: стремится и внутренне, и телом, свернуться в клубок. Хуй-на-ны, тебе – красавчик! Ты со своей кодлой ублюдочной – женщин на асфальте распиная – давал кому в себя уйти? Вот и хавай свое же дерьмо, тварь – лови полной грудью и раззявленным хлебальником! Жаль, времени нет – повозиться с тобой, как следует… да и пачкаться о тебя, недоношенный…

Поволокли "мышата" свою очумелую куклу к её последнему пристанищу. Замыкают Жихарев и Гридницкий… Внезапно в моей голове срастаются две разнонаправленные линии…

– Стоять! Гридня – сюда, бегом.

Лёха, словно катапультой подброшенный, взлетает на броню. Взгляд – изо рта слова вырывает: "Только маякни, командир – что?!"

– Слышь, сынок, пойди-ка – оттяпай всё, что у придурка меж ног телепается. Западло такому гнусу – мужиком подыхать.