На безразмерной площади меж взлетно-посадочных полос международного аэропорта несколькими малыми группками стояли люди в военной форме. Среди них своей непохожестью, немонтируемостью в окружающую обстановку выделялся закованный в наручники средних лет мужчина в потрепанном солдатском бушлате. Короткий ежик припорошенных сединой волос теребил влажный, ознобистый утренний ветерок. Он, не говоря ни слова, смотрел вдаль. Неподалеку выруливал сияющий полированным зеркалом брюха самолет.
Стоящий рядом офицер, с любопытством вглядываясь в арестованного, спросил:
— О чем вы сейчас думаете, Деркулов?
Мужчина перевел вернувшийся в действительность взгляд и спокойно ответил:
— О дверях милосердия, нам отверзаемых…
Второй, судя по погонам — старший по званию, спросил у напарника:
— Со on przemawia?[170]
— Ja nie rozumiej. To jest pomylonym slowami.[171]
Ветер, заворачивая кольцами промозглую морось, теребил неподалеку висящие на флагштоке государственные флаги. На бетоне лежали бескрайние лужи. Ночью шел дождь.