Эпоха Михаила Федоровича Романова

Таким образом, в то время как в Германии открылась знаменитая Тридцатилетняя война протестантских государей с императором и папством, в Восточной Европе готова была выступить грозная коалиция против ревностного союзника папству, короля Польско-Литовского.

Несмотря на четырнадцатилетнее перемирие, заключенное в Деулине, отношения к Польше-Литве постоянно были натянутые. Москва имела многие поводы, чтобы жаловаться на польские неправды и даже разорвать перемирие. Неправды сии были перечислены на Земском соборе (в октябре 1621 г.), на обсуждение которого царь и патриарх предложили вопрос о войне с польским королем. А именно: порубежные литовские урядники в грамотах к русским воеводам продолжают именовать королевича Владислава царем и великим князем всея России; притом нарушают границы, захватывают государевы села и земли, ставят у нас свои слободы, селитру варят, золу жгут, рыбу ловят, всякого зверя бьют, помещиков и жителей порубежных грабят и побивают, многих русских полоняников, вопреки договору, не отпускают; паны-рада отправляют к московским боярам посланцев с такими грамотами, в которых называют царем Владислава, а имя Михаила Феодоровича пишут без государского титула, и даже „с укоризною (т. е. с глумлением), чего некоторыми мерами терпеть невозможно“.

Государи объявили Собору о посольстве к ним султана Османа, предлагавшего сообща воевать с Польско-Литовским королем и уже выступившего в поход; добавляли, что к той же общей войне с поляками зовут их крымский хан и шведский король Густав Адольф. На поставленный вопрос духовенство, бояре, дворяне, дети боярские, стрельцы, казаки и всяких чинов люди били челом царю Михаилу и отцу его патриарху, „чтобы они, государи, за святые Божии церкви, за свою государскую честь и свое государство против своего исконного недруга стояли крепко, сколько им, государям, милосердный Бог помочи подаст“, а служилые люди „рады биться не щадя голов своих“. Торговые люди предлагали давать на войну деньги, „смотря по их прожиткам“; служилые просили разобрать» их по городам, чтобы никто «в избылых не был». Решили объявить войну, если поляки не исправятся и не согласятся на московские требования. В города посланы известительные соборные грамоты, а также бояре, дворяне и дьяки для разбора (росписи) служилых людей.

Однако на этот раз война с нашей стороны не была объявлена, и соборный приговор остался неисполненным; хотя посланный боярами в Польшу гонец, с исчислением польских неправд, привез от панов-рады ответ весьма грубый и дерзкий. Государство еще далеко не оправилось от разорения, люди и средства для войны собирались медленно; а между тем обстоятельства успели измениться. Поход Османа II на поляков был неудачен. На сей раз они выставили значительные силы, наибольшую часть которых составляли казаки с своим гетманом Сагайдачным. Огромное войско султана встретило мужественный отпор; от Днестра он ни с чем вернулся в Царьград, где вскоре был свержен мятежными янычарами и убит. Густав Адольф, взяв Ригу (1621 г.) и завоевав еще часть Ливонии, в следующем году вновь заключил с поляками двухлетнее перемирие.

Итак, царь и патриарх не воспользовались благоприятными внешними обстоятельствами, чтобы свести счеты с злейшим врагом России, Сигизмундом III, и почти до конца сохраняли Деулинское перемирие. Но эта добросовестность не улучшила наших отношений: поляки не думали «исправиться» и продолжали свои неправды.[8]