Эпоха невинности

Арчер чувствовал себя пленником во вражеском лагере. Он оглядел стол и вдруг осознал, что эти его тюремщики, которые сейчас безмятежно поглощали спаржу из Флориды, заодно перемывая кости Бофорту и его жене, так же безжалостно расправятся и с ним. «Это они показывают мне, — подумал он, — что то же ожидает и меня», — и смертельный смысл намеков и аналогий, которые были тяжелее любого действия, и немое осуждение, более страшное, чем любые слова, — все это сомкнулось над ним, словно помещая его в фамильный склеп, двери которого вот-вот должны были захлопнуться, отрезая его от мира.

Он засмеялся и встретился взглядом с удивленными глазами миссис ван дер Лайден.

— Вы находите это смешным? — спросила она с принужденной улыбкой. — Конечно, я полагаю, идея бедной Регины остаться в Нью-Йорке после всего, что произошло, несомненно, имеет свою смешную сторону.

— Да, конечно, — пробормотал Арчер.

В этот момент он осознал, что второй сосед Оленской уже давно занят беседой с Эллен, и заметил, что Мэй, сидевшая между мистером ван дер Лайденом и мистером Селфридж Мерри, быстрым взглядом окинула стол. Было очевидно, что хозяин и его дама справа не могут не обменяться за вечер ни единым словом. Он повернулся к Оленской, и она встретила его взгляд своей слабой улыбкой. «Что ж, вынесем и это», — казалось, хотела сказать она.

— Не устали ли вы в дороге? — спросил он голосом, который поразил своей естественностью даже его самого; она отвечала, что нет, ей редко приходилось путешествовать с таким комфортом.

— Если, конечно, не считать того, что в поезде было очень жарко, — добавила она, и он заметил, что в той стране, куда она едет, ей вряд ли придется страдать от этого.

— Никогда в жизни, — громко сказал он, — я так не мерз, как в поезде, когда в апреле ехал из Кале в Париж.

Ничего удивительного, сказала она, но, в конце концов, можно же всегда взять лишний плед, и вообще путешествия в целом предполагают некоторые трудности; он с неожиданной резкостью сказал в ответ, что все они ничего не стоят в сравнении с блаженством отъезда. Она слегка порозовела, и он добавил, внезапно повысив голос:

— Я как раз собираюсь отправиться в долгое путешествие.

Дрожь пробежала по ее лицу, а он, откинувшись и поймав взгляд Реджи Чиверса, воскликнул:

— Я говорю, Реджи, как ты насчет кругосветного путешествия, скажем, в следующем месяце? Если ты за — я с тобой… — На что миссис Реджи проверещала, что и не подумает отпустить Реджи до благотворительного бала имени Марты Вашингтон[94] в пользу приюта для слепых, который будет у них на Пасху, а сам Реджи спокойно сообщил, что в это время он как раз должен готовиться к международному матчу по конному поло.

Мистер Селфридж Мерри уловил фразу «путешествие вокруг света», и так как он однажды объехал земной шар на своей паровой яхте, то был рад случаю послать через стол Арчеру несколько насмешливых замечаний о мелководье в средиземноморских портах. Хотя, в конце концов, добавил он, это не имеет особого значения; зато ему удалось увидеть Афины, Смирну и Константинополь. А миссис Мерри сказала, что бесконечно благодарна доктору Бенкому за то, что он взял с них слово никогда не ездить в Неаполь из-за тамошней лихорадки.

— Но у вас непременно должно быть три недели, чтобы как следует осмотреть Индию, — продолжал просвещать Арчера ее муж, желая произвести на окружающих впечатление серьезного путешественника.

И тут дамы поднялись, чтобы отправиться в гостиную.

В библиотеке, несмотря на присутствие куда более весомых персон, царил Лоуренс Леффертс.

Беседа, как обычно, крутилась вокруг Бофортов, и даже мистер ван дер Лайден и мистер Селфридж Мерри, расположившиеся в почетных креслах, которые им уступили по молчаливому уговору, снизошли до того, чтобы послушать филиппики[95] молодого человека.

Никогда еще Леффертс не был так поглощен возвышенными чувствами, которые бы сделали честь любому христианину, и не превозносил так святость домашнего очага. Негодование придало его красноречию оттенок едкого остроумия, и было совершенно ясно, что если бы другие следовали его примеру и воплощали его идеи в жизнь, то общество никогда бы не опустилось до такой степени, чтобы принять в свои ряды иностранца-выскочку Бофорта, даже если бы он взял в жены представительницу ван дер Лайденов или Лэннингов, а не Далласов. Да и откуда бы у него взялась возможность войти в семью Далласов, гневно вопрошал Леффертс, если бы ему уже не удалось просочиться в приличные дома, как теперь миссис Лемюэл Стразерс удалось проделать то же самое, используя дружбу с ним? Если общество открывает двери вульгарным женщинам, вред еще не так велик, хотя польза сомнительна; но если оно начнет терпимо относиться к мужчинам сомнительной репутации, наступит конец всему — и притом ждать этого осталось совсем недолго.