Эпоха Опустошителя. Том I (СИ)

Адреналин струился по венам запредельными порциями, сердце стучало словно после марш-броска, а шум крови в ушах сбивал со здравых мыслей.

— Дай… Мне… Уйти… — повторил четко я, сдерживая эмоции из последних сил и медленно поднимая на него раскрасневшиеся глаза. — Если… хочешь… жить…

— Оглянись по сторонам! — заливисто рассмеялся юнец. — Ты угрожаешь в такой ситуации, так еще и не желаешь отвечать. Использовать архаику имеет право только высшая знать, — презрительно прошипел он, словно получил от меня пощечину, попутно с этим медленно вынимая ножи из перевязи на плече. — Вижу, законы для тебя не писаны, аххес. Но раз ты находишься среди такого сброда, то значит дом тебя списал. Странно, что не убили и позволили жить. Но тебе же хуже. Голубокровных я еще не убивал, — осклабился злорадно он. — Отец обрадуется, если я принесу ему голову благородного. И плевать, что ты ниспадший. Теперь… просто сдохни!

Первыми в ход пошли метательные ножи, а следом рванул в сторону и их хозяин. Нас разделяло около пяти метров. Пройдет не больше секунды и парень вновь обратится вихрем, но…

Да, в случае со мной, всегда есть то самое «но». Слова сопляка стали последней каплей.

— У тебя имелся шанс, недоносок, — холодно прошелестел я, отдаваясь во власть негативных чувств и ослабляя влияние над ними. — Отныне ты его утратил…

— Пустое бахвальство! — задорно рассмеялся мальчишка, поддавшись боевому куражу. — Отдай мне свою голову…

Зачастую эмоции являлись моей величайшей слабостью и проклятием, но порой оборачивались благословением. Чем сильнее я ослаблял эмоциональный клин, тем быстрее росли физические возможности. А из-за навалившегося напряжения и непонимания происходящего тот самый клин еле сдерживал пылающее в душе буйное пламя десятка различных чувств, что я испытывал в данный миг.

Впадая в состояния неистовства, я зачастую плохо себя контролировал. Любые чувства обнажают во мне инстинкты. Однажды я поддался злобе и горечи. За тот поступок расплачивался тринадцать сраных лет перед синдикатом. Эмоциональный клин я тренировал, чтобы держать себя в узде. Сдерживать собственные силы. Сдерживать проклятую кровь. Стыдно признаться, но чаще всего я сражался в треть или в пол силы.

Прости, Бетал, но сейчас сдерживаться не стану.

— Умри, плебей! — рявкнул яростно юнец, начиная наращивать скорость.

Парнишка отстал всего на пару метров от своих кинжалов. Смертельная сталь замаячила перед лицо, но все его потуги более не имели никакого смысла.

В голосе вдруг зазвучали нотки взбешенного зверя, на лице образовалась гримаса одержимости и тело мгновенно подчинилось негативным эмоциям.

— Ты сам напросился, щенок! — еле слышно прошипел я, безумно осклабившись, попутно уклоняясь от первого ножа и рукой на лету перехватывая второй. — Теперь пусть всё идёт своим чередом.

Возможно, в один из моментов юнец что-то осознал, но стало поздно. Свой движущий импульс он погасить не мог и наблюдал за мной с широко раскрытыми глазами. Тело под контролем неистовства моментально сблизилось с худощавым противником, параллельно ускользнув от рубящего удара хопеша и оказавшись правее от сопляка приступило к действию.

— Ты зря снял свой шлем, недоносок, — выдохнул полубезумно я.

Пять атак. Щенка хватило именно на столько.

Голова.

Рука.

Нога.

Туловище.

Горло.

Из защитной стойки нога нанесла сокрушительный удар по виску, отчего парень невольно застонал и начал заваливаться вперед. Далее раздался громкий треск и под напором всё той же ноги, рука оппонента в районе кисти практически сразу сломалась, обнажив сломанную локтевую кость, и выронив своё оружие, тот впервые утробно завыл от безумной боли. Не спасли цветастого даже доспехи и наручи. Следом пострадало колено, когда подобно локтю и под хриплый вопль сопляка, оно оказалось в аналогичном сломанном положении, а алая субстанция хлынула наружу обильным потоком.

Каждое движение сопровождалось хрустом костей и неутихающими, почти захлёбывающимися воплями паренька, но раздражение и гнев сейчас невозможно было разжалобить.

Ни милосердия, ни жалости, ни пощады. В таком состоянии я мог сеять только страдания и муки.

Следом нож проник в сочленение брони и добрался до податливой человеческой плоти. Удалось даже услышать, как нож нещадно царапает его рёбра и потроха, а когда он уже находился на коленях, окровавленная сталь коснулась хрипящего горла.

— Просил ведь отпустить меня, — прорычал разъяренно ему в лицо, ударом колена по затылку плотно прижимая его тушу к земле. — Но ты не слушал… Теперь заплатишь своей дрянной душонкой… Но для начала отрежу тебе язык…

Я представил, как один взмах и мелюзга заливает себя и меня обжигающей кровью. Пальцы подались довершить начатое и сжались сильнее, медленно придавливая кромку лезвия к глотке.

Неужели получится… убить?