Эпоха роста. Лекции по неокономике. Расцвет и упадок мировой экономической системы

Но и с самой новой моделью, если бы ее начали внедрять по уму, тоже были бы проблемы. Допустим, мы поменяли учебные программы, чтобы студенты учились работать с предметно-технологическим множеством. Да, но с каким? С тем, которое сейчас существует в России? Но оно, во-первых, в подавляющем большинстве сфер гораздо беднее, чем западное, и даже чем было советское. А во-вторых – оно по преимуществу смешанное, то есть к архаичной советской основе присоединены какие-то элементы западного ПТМ, иногда в странном сочетании. Чтобы работать с таким ПТМ, нужны скорее таланты, чем крепкие специалисты.

Или учить их работать с западным ПТМ (с которым, кстати, сами преподаватели если и знакомы, то понаслышке)? Но тогда их знания в российских условиях будет некуда применить. То есть время от времени и в отдельных местах они будут востребованы, но системно – нет. И что получается: наша модернизированная система образования должна работать на производство кадров, которые могут найти себе применение только за рубежом. Стоит ли тогда вообще сохранять собственную систему образования?

Как я уже сказал, у меня нет решения этой проблемы. Она далеко превосходит мои «компетенции». Но то, что она существует, для меня очевидно.

Вопросы, на которые у меня нет ответа, но над которыми я считаю полезным подумать всем.

Закончить я хочу разговором о более высоких материях. Вот уже более столетия назад (по классификации Друкера) сформировалась модель научно-технического прогресса, основанная на знаниях – опять-таки, в терминологии Друкера (он явно еще не знал слова «компетенции», иначе было бы меньше путаницы). На протяжении почти всего этого времени эта модель продемонстрировала высокую эффективность. Она обеспечила гигантский и очевидный прогресс техники, как в сфере производства, так и в сфере потребления.

С этим никто спорить не собирается. Но может ли этот прогресс быть бесконечным, как многие рассчитывают? Опыт экономиста говорит, что ничего вечного не бывает. Бум, даже долгосрочный, ставший привычным и обыденным, рано или поздно завершается кризисом. Это мы хорошо видели в 2007-2009 годах. Подавляющему большинству экономистов казалось, что им удалось найти формулу вечного процветания, и то, что случилось, а еще важнее, то, что воспоследовало, оказалось для них совершенно неожиданным.

И сейчас многие уповают на новый цикл научно-технического развития, который якобы запустит новый этап экономического роста. Надежды эти понятны. Никакого другого способа прогнозировать будущее, кроме как найти и продолжить за пределы сегодняшнего дня существующие тенденции, нет. Тенденция непрерывного научно-технического прогресса, как ни считай, – очень долгая.

Прогресс шел вперед, несмотря ни на что: ни на многочисленные экономические кризисы, ни на мировые войны (которые, особенно вторая из них, только давали дополнительный импульс развития). Так что убеждение в том, что нынешний кризис не помеха развитию научно-технического прогресса, в общем-то имеет под собой прочные исторические основания.

Впрочем, мы увидели, что тренд НТП неоднороден, он состоит из стадий. И вот что касается последней стадии, то мне представляется, что ее потенциал во многом исчерпан. Не только я, но и вполне себе мейнстримные экономисты заговорили об инновационной паузе.

Обратимся опять-таки к Друкеру и его книге «Великий разрыв». Составив свою классификацию этапов НТП, он ведь на этом не остановился, поскольку это противоречило его природному оптимизму (который хорош в обыденной жизни, но в научной деятельности

предпочтительнее реализм). Собственно, и книгу он написал для того, чтобы заявить, что в развитии НТП начался новый этап, который обеспечит непрерывный рост благосостояния.

В чем заключается сущность этого нового этапа, он промолчал, указав лишь на появление новых предметных областей, которые, по его мнению, придадут новый импульс развитию экономики. Так вот, в книге, написанной в 1969 году, этот импульс ожидался от тех же направлений, от которых многие ждут его и сейчас, спустя 45 лет.

Те же самые информационные технологии, те же самые биотехнологии. Друкер еще не знал такого слова, как нанотехнологии (он уповал на развитие банального материаловедения), а то бы и их упомянул. Мы, правда, слово это сегодня знаем, но так и не удосужились определить, что оно означает.