– Не, отче… не беглый я,– певун лежал на снегу, цепко держа шапку с монетами, но смотрел веселым бесстрашным взглядом. Я не барский крепостной, не монастырский, я из государственных крестьян. Меня от общины отлучили и из деревни погнали, потому как скучно мне землю пахать, да в навозе ковыряться. Батя меня бил, бил, а я все одно не хочу такой жизнью жить, скучно и тяжело. И в ратные люди не хочу – боязно, голову сложить можно, да и в караулах стоять, глаз не сомкнуть – не по мне это. Зато у меня голос звонкий, слышал небось. Так вот я и хочу голосом своим пропитание добывать, жить легко да весело, чтобы горб от тяжкой работы не наживать.
– Голос говоришь… Что ж и голос можно к пользе определить. Приходи ко мне в храм, послушаю тебя, может в певчие определю, господа нашего славить будешь. Как звать-то тебя?– голос протопопа из обличающего трансформировался в воспитательный.
– Не отче, не пойду… Скучно в церкви поют, не по мне это. Я скоморохом хочу быть. У скоморохов свобода, веселье, жизнь легкая. Хоть убивай меня, а другой жизнью я жить не буду,– взгляд певуна говорил сам за себя – с этого пути сбить его невозможно.
Понял это и протопоп. Своими проповедями он мог затронуть души самых разных людей, потому и имел такой авторитет, уважение своей паствы, но здесь… Здесь он понял, что с этой «душой» ничего поделать не сможет. Он зло ткнул певуна посохом в грудь и в расстроенных чувствах пошел прочь. Протопоп всегда расстраивался, когда ему встречались люди, не подлежащие никакому воспитательному воздействию.
Придя домой, протопоп пребывал все в том же неважном настроении. Не пришелся ему по вкусу и поданный женой обед, потом не порадовали сыновья. Старший не выучил, как положено заданную им главу из «Писания», младший ошибся при переписывании текста из «Жития святых». Хотел уже протопоп выписать розог и одному и второму, как тут в горницу забежала взволнованная протопопица:
– Батюшка, воевода к тебе пожаловал, в дверь стучит! Ох, как бы беды не случилось!
– Воевода?… Иш ты… и чего ж это ему распонадобилось?… Ладно, отвори дверь, спровадь сюда,– на хмурое лицо протопопа теперь еще легла печать озабоченности.
Воевода, среднего роста, грузный, лет сорока с небольшим, сурово сведя брови, вошел в горницу, нарочито громко топая и не обив снег с сапог. Сумрачно оглядев горницу, он увидел киот с лампадой, снял свою отороченную соболем шапку, перекрестился.
– Позволь батюшка шубу,– протопопица в смиренной позе стояла за спиной воеводы.
Движением плеч воевода скинул шубу, которую тут же подхватила и унесла протопопица. Протопоп же, как сидел, так и оставался сидеть за столом, с досадой глядя на незваного гостя:
– С чем пожаловал Евсей Ермолаич? Чую дело у тебя важное, ты ж просто так не ходишь…
Воевода с протопопом давно уже пребывали во взаимной нелюбви, но старались друг дружку не задирать. Благодаря этому в слободе поддерживался относительный баланс меж светской и духовной властями. Видя, что протопоп даже не встал при его появлении воевода разозлился окончательно и заговорил с вызовом:
– Ты пошто не в свое дело лезешь отче!? Я к тебе в церковь не прихожу порядки устанавливать, и ты в слабоде свои законы не смей!
– Ты, Евсей Ермолаич, никак с утра хмельного лишку хватил, или я оглупел совсем, никак не уразумею, о чем это ты говоришь. Ты уж разъясни, чем же я гнев твой заслужил?– спокойно отвечал протопоп.
– Ты пошто сегодня на базаре скоморохов побил, зачем дуду сломал, бубен им попортил. А один доселе спину никак разогнуть не может, которого ты посохом своим хватил. Они же говорили тебе, что ко мне, на мой двор шли, петь и на музыке играть. Я их знаю, умение их видел. Веселые они, а певун так поет – заслушаешься. А сейчас простыл он оттого, что ты его в снег затолкал, охрип голос у него. А на базар они по пути зашли, хотели там тоже подзаработать, а ты их посохом. Не свое дело ты делал протопоп, не богово, грозно заключил воевода и присел на лавку напротив хозяина.
– Вона оно как. А я-то думаю, чего это воевода наш так прогневался, а он дармоедов, бездельников пожалел. Ты бы так-то вот о работных людях пёкся, кому хлеб через пот да порванные жилы достается. И запомни воевода, на земле нашей грешной нет дел как ты сказал небоговых, все они божьим промыслом определены!– повысил голос и протопоп.
– Прости отче… сказал не подумав… не серчай,– явно струхнул воевода
– Не у меня у Господа нашего прощения проси,– наставительно проговорил протопоп.
– Да-да, конечно, сегодня же в храм…– явно искал примирения воевода, но в то же время решил высказать и свое мнение.– А вот насчет работных людей здесь ты отче не прав. Вона сколь их работных-то, пруд пруди, чего о них переживать-заботиться. А таких, кто на музыке играть умеет, али петь красиво – раз-два и обчелся и еще…