Жан-Пьер, в отличие от своих беспокойно ворочавшихся во сне друзей, не спал, а ходил по клетке из угла в угол, как медведь в ватиканском зоопарке. Кто-то из Древних изрек: «Ожидание боли хуже самой боли». Видимо, человек тот никогда не имел дело с истинными специалистами по ее причинению, иначе бы он никогда такого не написал. И ожидание боли, и сама боль навсегда отбивают охоту философствовать на эту тему.
Подойдя к прутьям клетки, Проклятый еле слышно позвал меня:
– Извините, господин надзиратель, можно вас спросить?
– Спрашивайте, Жан-Пьер, – приблизился я к его камере и, предчувствуя очевидный вопрос отступника, тут же ответил: – Дети ваши в порядке, Кэтрин тоже; сейчас завтракают.
– Спасибо вам, – при упоминании детей глаза Жан-Пьера, до этого потухшие, прояснились и подобрели.
Я кисло усмехнулся:
– За что, Жан-Пьер?
Он понял, что ляпнул глупость, и усмехнулся мне в ответ, только еще печальнее. И действительно, за что благодарить? Ведь не сидят же они сейчас на солнечной полянке, а я не угощаю их свежезажаренными на огне сардельками...
– Скажите, это и впрямь так больно, как говорят? – Жан-Пьер перевел взгляд на Трон Еретика.
– Не знаю, не пробовал, – честно ответил я. – И по правде сказать, не собираюсь.
Руки Проклятого отпустили стальные прутья, и он отошел в тот угол клетки, где сквозь зарешеченное окно был виден край затянутого тучами неба...
Почему-то я не испытывал злости по отношению к этому человеку. Может быть, потому, что он не походил на воплощение зла, может быть потому, что и так был обречен... Кто знает? Не было в нем дикого безумия Люцифера; не было брызжущей слюной ненависти на всех и вся, как у сатанистов; не было тупой жестокости Пожирателей Святой Плоти и непрошибаемой упертости протестантов. А была лишь глубочайшая усталость, которая, даже учитывая то, что вчера его люди убивали моих бойцов, не могла разжечь во мне гнева...
Вся «кавалерия» прискакала сразу после завтрака. Кроме Аврелия и Джерома, поприсутствовать при первом запуске Трона соизволили также Бернард и Карлос. Чтобы сокамерники Иуды – Лаврентий и Эркюль – не вопили в защиту своего лидера, их приковали к нарам и заткнули рты кляпами, оставив того и другого наблюдать за действом, в скором времени ожидающем и их.
Самого Жан-Пьера, однако, силой тащить не пришлось – он вышел к Трону Еретика хоть и на подгибающихся ногах, но без посторонней помощи.
– Весьма похвально, Жан-Пьер, – изрек Аврелий, наблюдая, как Проклятый самостоятельно усаживается на Трон и кладет запястья в специальные контактные зажимы. – Вижу, ты на правильном пути. Будешь покладистым – облегчишь себе участь и сэкономишь нам время.
– Давайте, ваша честь, и вовсе не будем терять его понапрасну, – откидываясь на жесткую спинку Трона, сказал Иуда. – Я отнюдь не герой и чертовски боюсь боли. Вам надо, чтобы моя душа перед Очищением вернулась в лоно покровителя ее Господа Бога? Прекрасно, я готов подписать все нужные бумаги и публично признать это где угодно. Можете с чистой совестью доложить Пророку, что именно вы титаническими усилиями добились моего покаяния – я засвидетельствую и такое. Только, умоляю, не заводите ваш агрегат, а везите меня в Ватикан и сжигайте как можно быстрее, раз уж, я так понимаю, мечтать о петле мне заказано. Боюсь, что подохну тут от боли.
Аврелий слегка оторопел от такой беззастенчивой простоты, но он уже настроился на любимое занятие и сходить с этой тропы был не намерен.
– Однако вы посмотрите на него! Каков хитрец, а? – Он подошел и лично проверил закрепленные Джеромом зажимы. – Нет, это твоими устами говорит сидящий в тебе Сатана! Он, конечно же, страшится Очищения, а потому согласен на любой компромисс. Но он лжив и живуч, Жан-Пьер! Посуди, ну разве так на самом деле возвращаются к Богу? Ты ведь просто хочешь обхитрить своего судью и ввести его во грех искушения. И лишь в полной мере пройдя через боль и страдания...
– Вы сами-то верите во всю эту чушь? – оборвал его Иуда. – Я слишком долго вращался в ваших кругах, чтобы понять, как действительно вы почитаете своего Бога! Вы хоть помните его заповеди? Да, конкретно вы, магистр Аврелий? Я не буду далеко ходить за примером: не ваше ли дело рассматривал Апостол Инквизиции незадолго до моей, назовем ее так, отставки? Вы в пьяном виде изнасиловали дочь дьякона Оружейной Академии! И каков же был вердикт Пророка? Человек, совершивший смертный грех, оказался слишком ценен для него, а потому несчастную девушку признали совратившей Господнего Слугу ведьмой, и сожгли вместе с так и не согласившимся с этим приговором отцом! Ну, а что же ваш Господь? А он отвернулся и промолчал как всегда!..
Стоявший за спиной инквизитора Бернард усмехнулся – похоже, он знал эту историю, хотя ни я, ни Карлос, судя по его реакции, никогда не слышали о подобном. Аврелий же взвился и сорвался на крик:
– Ложь!!! Наглое очернение члена Ордена!!! Очередная твоя ересь, прихлебатель Дьявола!!! Ну ничего, сейчас ты запоешь по-другому!..