Эпоха великих завоеваний (633-656)

Главным очагом недовольства представляется Куфа. Впрочем, такое впечатление может порождаться тем, что основная масса информации об этом периоде восходит к куфийским историкам. Вождем недовольных здесь был Малик б. ал-Харис по прозвищу ал-Аштар, участник завоевания Сирии, приехавший в Куфу из Медины вместе с Са’идом б. ал-Асом [+61]. Первое открытое столкновение произошло в 33/653 г., когда на одной из вечерних бесед в резиденции Са’ида, куда приглашались знать и знатоки Корана (ал-курра), зашел спор о том, кому принадлежит Савад Ирака. Начальник стражи Са’ида льстиво высказался в пользу амира, ал-Аштар вспылил, а Са’ид подбавил масла в огонь, заявив, что Савад — сад курайшитов. Спор кончился дракой, в которой ал-Аштар и его сторонники избили начальника стражи и вступившегося за него отца до потери сознания. Их соплеменник, Тулайха, привел своих асадитов к дворцу, против них выступили другие племена, свалка в приемном зале наместника чуть не кончилась сражением [+62].

Са’ид перестал приглашать ал-Аштара и его друзей на вечерние беседы, но это только ухудшило обстановку, недовольные стали собираться в домах и квартальных мечетях, обрастая кругом сторонников. Затем благочестивцы из окружения ал-Аштара отправили Усману письмо, полное увещеваний, в котором, в частности, писали: «Заклинаем тебя Аллахом подумать об общине Мухаммада, ведь мы боимся, что расстроится ее дело твоими руками, потому что ты посадил на шеи людям своих собратьев» [+63]. Храбрости подписать это письмо обличителям не хватило. Лишь юный Ка’б б. Абда написал письмо такого же содержания от своего имени. Усман потребовал прислать его в Медину, где между ними произошел знаменательный разговор. Посмотрев на юношу, Усман сказал: «Это ты-то наставляешь на истину меня, читавшего Книгу Аллаха, когда ты еще был в чреслах многобожника!» Ка’б дерзко ответил ему: «Если человек читал Книгу Аллаха и не поступает согласно ей, то это только свидетельствует против него!» Усман приказал дать ему 20 плетей и выслал в Дунбавенд [+64].

В этом разговоре, даже если он и передан в источнике с некоторыми прикрасами, отразилась новая ситуация, сложившаяся в мусульманском обществе: два десятилетия ближайшие сподвижники пророка считали себя монопольными хранителями и толкователями духа и буквы ислама, а за это время выросло новое поколение, убежденное в своем праве понимать его самостоятельно, даже вступая в спор с ветеранами ислама.

Вдобавок к этому в новых центрах, где было много новообращенных, воспитанных в иной, мистически более изощренной религиозной среде, прежние положения веры приобретали новое их понимание, в духе привычных представлений общества, в котором были воспитаны неофиты до их обращения. В частности, это касалось восприятия пророческой миссии Мухаммада.

Как уже говорилось, Мухаммад не претендовал на то, что ему даны сверхъестественные способности. Свою миссию он видел в точной передаче ниспосылаемых через него откровений. Вся задача заключалась в том, чтобы донести их без утайки до всех соплеменников, до всех арабов.

Для самого Мухаммада, его близких и последователей он был обычным человеком, но облеченным доверием Всевышнего, простым смертным, кончина которого не сопровождалась никакими знамениями. Поэтому власть над общиной не обусловливалась каким-либо сакральным актом, передача ее от халифа к халифу была политическим актом.

Но для нового поколения, и особенно, для новообращенных из христиан и иудеев, да даже из зороастрийцев, привыкших к идее сакральности царской власти, вероучитель был немыслим без ауры благодати, он приобретал у них черты богочеловека и мессии. Он оказывался не передатчиком диктуемого свыше, а хранителем сокровенного знания, недоступного простым смертным и передаваемого от избранного к избранному. Эта идея в корне противоречила учению Мухаммада, для которого скрыть часть откровения от общины было немыслимо.

Из той же среды скорее всего могла прийти и идея династийного наследования сокровенного знания, поскольку у подавляющей массы арабов наследственная «царская» власть не вызывала симпатий.

Первым, насколько мы знаем, идею династийного наследования сокровенного знания стал проповедовать Абдаллах б. Саба (Ибн ас-Сауда), йеменский иудей, принявший ислам при Усмане. Судя по сообщениям о содержании его проповедей, он с первых лет стал называть Али духовным наследником Мухаммада [+65]. В это трудно поверить, поскольку Али как политическая фигура вряд ли появлялся в расчетах противоборствующих группировок до 32 г. х., до смерти Абдаррахмана б. Ауфа, а религиозно-теоретическое обоснование его прав могло появиться лишь несколько лет спустя. Если же у Али и его сторонников появились в это время притязания на халифат, то обоснования были политическими.