Эпоха веры

Вполне уместно закончить наше длинное и хитроумное повествование Данте, ведь в век его смерти появились люди, которые начнут разрушать величественную конструкцию веры и надежды, в которой он жил: Виклиф и Гус положили начало Реформации; Джотто и Хризолорас, Петрарка и Боккаччо провозгласили Ренессанс. В истории человека, столь многочисленной и разнообразной, одно настроение может сохраняться в одних душах и местах долгое время после того, как его преемник или противоположность восстанет в других умах и государствах. В Европе век веры достиг своего последнего расцвета в эпоху Данте; он получил жизненную рану от «бритвы Оккама» в XIV веке; но он продержался, больной, до прихода Бруно и Галилея, Декарта и Спинозы, Бэкона и Гоббса; он может вернуться, если век Разума достигнет катастрофы. Огромные территории мира оставались под знаком и властью веры, пока Западная Европа плыла по неизведанным морям Разума. Средние века — это как состояние, так и период: в Западной Европе мы должны были бы закрыть их Колумбом; в России они продолжались до Петра Великого (ум. 1725); в Индии — до нашего времени.

У нас есть соблазн считать Средние века промежутком между падением Римской империи на Западе (476) и открытием Америки; мы должны напомнить себе, что последователи Абеляра называли себя moderni и что епископ Эксетера в 1287 году говорил о своем веке как moderni tempores, «современные времена».1 Граница между «средневековьем» и «современностью» постоянно расширяется, и наш век угля, нефти и копоти трущоб может когда-нибудь стать средневековым в эпоху более чистой энергии и более благодатной жизни. Средние века не были простым промежутком между одной цивилизацией и другой; если датировать их от принятия Римом христианства и Никейского собора 325 года н. э., то они включали в себя последние века классической культуры, созревание католического христианства в полную и богатую цивилизацию в тринадцатом веке и распад этой цивилизации на противоположные культуры Ренессанса и Реформации. Люди Средневековья были жертвами варварства, затем завоевателями варварства, затем создателями новой цивилизации. Было бы неразумно смотреть с гибридной гордостью на период, который породил столько великих мужчин и женщин и поднял из руин варварства папство, европейские государства и с таким трудом завоеванное богатство нашего средневекового наследия.*

В этом наследии было как зло, так и добро. Мы еще не полностью оправились от Темных веков: неуверенность в себе, возбуждающая жадность, страх, способствующий жестокости, бедность, порождающая грязь и невежество, грязь, порождающая болезни, невежество, порождающее легковерие, суеверия, оккультизм, — все это по-прежнему живет среди нас; а догматизм, перерастающий в нетерпимость и инквизицию, только и ждет возможности или разрешения, чтобы угнетать, убивать, разорять и разрушать. В этом смысле современность — это плащ, накинутый на средневековье, которое втайне остается; и в каждом поколении цивилизация — это трудоемкий продукт и шаткая обязательная привилегия поглощенного меньшинства. Инквизиция оставила свой злой след в европейском обществе: она сделала пытки признанной частью юридической процедуры, и это отбросило людей назад от приключений разума в страшный и застойный конформизм.

Главным завещанием Эпохи Веры была религия: иудаизм, поглощенный до XVIII века Талмудом; магометанство, оцепеневшее после победы Корана над философией в XII веке; христианство, разделенное между Востоком и Западом, между Севером и Югом, и все же самая мощная и влиятельная религия в истории белого человека. Вероучение средневековой церкви сегодня (1950 г.) исповедуют 330 000 000 римлян и 128 000 000 православных католиков; ее литургия по-прежнему трогает душу после того, как все аргументы оказываются несостоятельными; а деятельность церкви в области образования, благотворительности и морального укрощения варварского человека оставила современности драгоценный фонд социального порядка и моральной дисциплины. Папская мечта о единой Европе угасла в распрях империи и папства; но каждое поколение будоражит родственное видение международного морального порядка, превосходящего этику джунглей суверенных государств.

Когда этот папский сон рухнул, нации Европы приняли в основном ту форму, которую они сохранили до нашего века; а принцип национальности подготовил политическую историю современности. Тем временем средневековый ум создал великие системы гражданского и канонического права, морские и торговые кодексы, хартии муниципальных свобод, систему присяжных и habeas corpus, а также Magna Carta для аристократии. Суды и курии подготовили для государств и церкви способы и механизмы управления, используемые и по сей день. Представительное правление появилось в испанских кортесах, исландском альтинге, французском Генеральном собрании, английском парламенте.